Со всеми наедине: Стихотворения. Из дневника. Записи разных лет. Альмар - Александр Исаакович Гельман

Для многих нет ничего дороже победы своей партии или группы в политических битвах за власть. И так далее и тому подобное. И все эти приоритеты сводятся к тому, что человек со своей коротенькой жизнью отходит на второй, на третий план, а там, в тени более «высоких» целей, его уже не так и жалко. Тем более что, когда он мертвый, его можно причислить к «подлым врагам» или «славным героям» Родины, то есть перевести в иной ряд понятий, где уже не люди главенствуют, а некие принципы и идеологии, во имя которых они якобы должны жить и умирать.

В этом вся беда – жизнь человека все еще не ставится нашими руководителями превыше всего.

Я не хочу сказать, что вопросы государственности, державности, партийности или вопросы национального суверенитета лишены человеческого содержания и значения. Это не надуманные, не искусственные феномены и ценности. Речь о другом – об иерархии значимости, о том, что чему должно быть подчинено, что от чего должно зависеть. В политике, в управлении именно эти вопросы – что сначала, что потом, что первостепенно, что второстепенно – являются самыми важными, все определяюшими. И именно в этом контексте философия управления в нашем обществе почти не изменилась. По-прежнему человек рассматривается как средство достижения цели. Только если раньше, до начала перестройки, была на всех одна цель – обеспечить КПСС безоговорочную диктаторскую роль в обществе и на этой основе гарантировать нищенскую стабильность, то сегодня таких обесчеловечивающих целей стало больше. Однако это только видимость некоего выбора, свободы, ибо почти все эти новые политические, социальные, национальные цели подчиняют себе человека, ставят человека перед лицом смертельных опасностей. Мы видим, как вдохновители и старых, и новых целей одинаково считают себя в полном праве распоряжаться судьбами и жизнями людей.

Тут законно возникает вопрос – а возможны ли вообще такого рода коренные перемены, какие происходят сейчас в нашем обществе, без человеческих жертв? А если невозможны, то оправданно ли, справедливо ли предъявлять такого рода претензии руководителям, вожакам, которые добиваются общезначимых целей и встречают в этой борьбе сопротивление?

Это очень старые вопросы, на которые, думается, нельзя больше отвечать по-старому. Старый ответ гласит, что жертвы в борьбе за народное счастье неизбежны и оправданны, а посему, как ни прискорбно, как ни печально, мы должны с этим примириться. Это воззрение и является философским и психологическим оправданием использования людей в качестве средства достижения цели. Не вдаваясь сейчас в дискуссию о том, справедливо ли это правило для прошлого нашей истории, я не вижу никакой обязательности придерживаться этого жестокою закона достижения прогресса в сегодняшней нашей ситуации. Я глубоко убежден, что борьба, которая ведется в нашем обществе, на любом участке и в любом регионе, при всей ее остроте и значимости, может быть щадящей и бескровной. Но это при условии, что наши вожди и вожаки в центре и на местах как следует об этом позаботятся. При условии, что они будут исходить из гуманистической философии, считающей жизнь каждого человека подлинным и неповторимым чудом природы, сбережение которой есть высшая цель любой власти, любого начальства.

Конфликты неизбежны, борьба неизбежна, но ожесточение и ненависть в борьбе не являются обязательными. Уровень человечности в ходе общественной борьбы зависит от уровня человечности тех, кто стоит во главе борющихся сторон. Это вполне реалистическое, объективно оправданное и подтверждаемое практикой положение, которое мы вправе принять не только к сведению, но и к руководству. Между тем люди гибнут, но никто за это не несет реальной ответственности. Так было после Тбилиси, после Баку, после Вильнюса, после Риги. Так было и есть во всех остальных инцидентах с человеческими потерями.

Это не только вина властей и вождей, это наша взаимная, даже можно сказать, согласованная вина. Если уж на то пошло, это наш совместный негласный зловещий сговор. А сговор возможен только тогда, когда существует объединяющее чувство. И оно сегодня существует – это чувство неизбежности жертв при глубоких общественных преобразованиях. Мы приучены к жертвенности, как к таблице умножения. Искусство требует жертв. Любовь требует жертв. Перестройка требует жертв. Все требует жертв. Если мы решительно не избавимся от этого навязанного нам чувства неизбежности жертв, то преобразование Союза ССР обойдется в тысячи и тысячи погубленных человеческих жизней. Это может быть и моя жизнь, и ваша, и жизнь ваших детей. Между тем никакой обреченности на такие жертвы как платы за обновленное общество не существует. Существует только наша привычка считать, что без жертв история не делается.

1991

Технология безумия

Девятого мая, проснувшись довольно рано, я долго не вставал, и разные мысли лезли в голову. Мелькнет и исчезнет. Мелькнет, задержится чуть-чуть и исчезнет. Я не мешал им ни возникать, ни исчезать. Полная свобода: вот вам моя голова, можете кувыркаться в ней, как вам угодно. Но одна мысль или, точнее сказать, одна тема несколько раз возвращалась и норовила задержаться. С третьей или четвертой попытки она закрепилась, завладела вниманием.

Это был вопрос, и звучал он примерно так: «Е-мое, ну что же эти политики, эти правители, эти идиоты делают – уже полтора месяца непрерывно, каждый день бомбят, разрушают страну, тратят миллиарды, в то время как множество людей в мире голодают, бедствуют, при этом ни одной благой цели эти стратеги не достигли, только усугубили ситуацию и теперь не хотят себе в этом признаться. Что же это будет, чем это кончится?» Вопрос, хотя вроде бы имелась в виду Югославия, носил обобщенный характер, адресовался всем большим начальникам мира, не только руководителям НАТО. Ведь совсем недавно и мы прошли через чеченскую трагедию, которая фактически продолжается, последствия которой и Россия, и Чечня будут ощущать еще годы и годы. А разве в Китае до сих пор не отдаются последствия жестокого расстрела демонстрации молодежи на площади Тяньаньмэнь?

(В день пятой годовщины трагедии мы с женой, оказавшись в Пекине, пошли искать это место. Я никогда не видел такой огромной площади. Я представил себе, сколько тогда находилось здесь людей и какой здесь царил ужас, когда по ним начали палить танки. Мы же увидели на площади спокойно гуляющих людей, бегали дети, доносилась музыка из транзисторов. На «лобном месте», где развевался государственный флаг КНР, большая толпа китайцев лицезрела смену часовых почетного караула. Казалось, трагедия пятилетней давности прочно забыта. И вдруг над толпой взметнулась и рассыпалась пачка желтых листовок. Буквально в одну секунду люди разлетелись в разные стороны. Никто не взял ни одной листовки, они все лежали