Модель. Зарубежные радиопьесы - Петер Хакс

и пестрым покрывалом, в столовой уже темно, тут остались только старые фамильные портреты да еще вот я, одинокий свадебный гость, который устал, хочет присесть и уже почти спит.

В тишине — шепот голосов, неестественный и монотонный.

К о р н е т. Господин бургомистр…

С н е в е л и н. Господин корнет…

Б у р г о м и с т р. Фрейлейн Кристина…

К р и с т и н а. Господин Сневелин…

Б у р г о м и с т р. Собираемся, как всегда…

С н е в е л и н. Незваные, как всегда…

К р и с т и н а. Невидимые, как всегда…

Б у р г о м и с т р. Собираемся вокруг стола, которого не существует…

К о р н е т. Перекинуться в карты, которых нет…

К р и с т и н а. Которые никто не тасует…

С н е в е л и н. Которые никто не снимает…

Б у р г о м и с т р. Которые никто не сдает…

Пауза.

К о р н е т. Ваш ход, господин бургомистр. Поставьте на кон вашу правильную жизнь, ваш благоустроенный брак, ваше налаженное семейное счастье и безупречный порядок в ваших бумагах. Ваши хождения к обедне по воскресеньям мимо слепой каменной богоматери, ваши набожные молитвы в Страсбургском кафедральном соборе. Но не забудьте…

Б у р г о м и с т р. Мою жажду власти. Мое высокомерие. Мои непотребные сны. Боязливые взгляды моих подчиненных и то, как вместе с моим возвращением домой по вечерам умолкали радостные крики моих детей.

С н е в е л и н. Ваш ход, фрейлейн Кристина. Поставьте на кон вашу несчастливую любовь, ваше одиночество на балах, ваши слезы в ложе оперного театра, ваш озноб, вашу болезнь, вашу покинутость. Но не забудьте…

К р и с т и н а. То, как я прислушивалась к звуку приближающихся шагов, к лаю собак, к звяканью колокола у садовой калитки. Счастье моей тоски. Счастье моей надежды. И стук каштановых ветвей с большими, набухшими почками в мое окно в час моей смерти…

Б у р г о м и с т р. Ваш ход, господин корнет. Поставьте на кон лихой испанский поход…

К о р н е т. Веселье моих биваков, красоту моих возлюбленных, мой галоп по залитому лунным светом плато Кастилии. Мои легкомысленные коленопреклонения перед черными мадоннами. Мою гордость при виде знамени императора Наполеона.

Б у р г о м и с т р. Но не забудьте и ваш рев, звериный рев, бычий рев, там, в толедской бухте. Ваш ужас при виде крови, которая вытекала из вас неудержимо, вашу жажду, ваш страх, ибо вокруг никого не было, кроме мертвецов…

К р и с т и н а. Ваш ход, господин Сневелин. Поставьте на кон…

С н е в е л и н. Мою внешность хилого, горбатого карлика, которого пугались крестьянские девушки. Мою злобу, мое одиночество, мою алчность к деньгам. Штольни, которые я прорубил в глубь гор, в самые недра, чтобы найти серебро, вскрыть бледные жилы земного лона. И мое явление в вечер святого Иосифа, 19 января, в Вегштеттенской долине, когда огненный шар ринулся на меня с высоты и поднял в воздух и понес меня над вершинами, и я был прекрасен, я был ангелом, я был властителем этого мира…

Б у р г о м и с т р. Мы приготовим невесте ложе из снов…

К о р н е т. Из воспоминаний о жизни, которая покинула нас…

С н е в е л и н. Из страхов, которые мы побороли…

К р и с т и н а. Из печалей, что умерли вместе с нами…

Б у р г о м и с т р. Ваш ход, маленький господин Сневелин, загадайте карту…

К о р н е т. Лучше погадаем на свинце, что там — корабль или лилия, это трудно истолковать…

К р и с т и н а. Дальняя дорога…

С в а д е б н ы й  г о с т ь. Дальняя дорога… Слова эти, прозвучав во мне, заставили меня встрепенуться. Я сразу подумал о Бьянке, о том, что она сейчас в дороге и, может быть, уже давно пытается что-то говорить и рассказывать, а может быть, уже зовет, зовет на помощь, потому что все вокруг такое чужое, но никто ее не слушает и не слышит. Никто, кроме одного человека. Ее отец, он сейчас там, в саду, и мне нужно было пойти к нему и оставаться поблизости, хотя он и не подозревал о моем присутствии. Он ходил взад-вперед, курил сигареты и при этом разговаривал, очень тихо, но я все же вполне мог его расслышать. Я даже мог разобрать ответы, которые он получал.

В саду. Шаги по гравию.

Ф р а н ц (тихо). Бьянка, где вы сейчас?

Б ь я н к а (шепотом). Далеко, отец, далеко. Мы проделали уже долгий путь.

О т е ц. По старой дороге. Вверх по ущелью.

Б ь я н к а. Потом лесом.

О т е ц. К скале приора.

Б ь я н к а. И к старой лесосеке. Там-то это и было.

О т е ц. Что было?

Б ь я н к а. Поперек лежал ствол. Молодое дерево, вывороченное с корнями. Оно упало прямо на дорогу.

О т е ц. Вам пришлось его убрать?

Б ь я н к а. Отец, оно было тяжелое и холодное. Как труп. Бенно растирал мне руки снегом.

О т е ц. А потом?

Б ь я н к а. А потом начался ураган. Мы как раз ехали по гребню, и ветер сотрясал нашу маленькую машину. Мы слышали, как бились друг об друга и ломались сучья. В конце концов мы остановились, потому что опасно было ехать так дальше. Бенно вылез посмотреть дорогу и сразу же исчез в снежной мгле. И я очень боялась за него. Я думала, что он уже никогда не вернется.

О т е ц. А потом, дитя?

Б ь я н к а. Что-то случилось с аккумулятором. Фары светили еле-еле. Туман застилал нам путь. Мы раздавили животное.

О т е ц. Что за животное?

Б ь я н к а. Собаку, папа. Она была еще живая. Бенно пытался сделать ей перевязку, но она издохла у меня на коленях. Я таких собак в этих местах никогда не встречала. С желтыми глазами и голубой длинной шерстью. Мы вылезли и закопали ее в снегу.

О т е ц. А потом, Бьянка?

Б ь я н к а. Мы поехали дальше. Искали, где переночевать. На дороге попадались дома, но, когда мы стучали, в них все по-прежнему было тихо и темно. В конце концов мы нашли большой стог, навеса над ним не было, его сорвало ветром. Мы забрались в него, и нам стало тепло. Когда мы уезжали, Бенно притащил из машины инструменты и прибил навес на место.

О т е ц. А потом?

Б ь я н к а. Под гору дело пошло легче. Мы проехали какое-то селение. В домах было пусто, но у дороги стоял ребенок.

О т е ц. Ребенок?

Б ь я н к а. Наверное, он ждал первого автобуса. Он не махал нам, но стоял у самого края проезжей части и смотрел прямо на нас. Мы затормозили.

О т е ц. Чтобы подвезти его?

Б ь я н к а. Место, куда он хотел, было нам не по пути. Пришлось сделать крюк. Мы ехали медленно, чтобы не мешать ребенку спать. Когда он проснулся, он стал говорить с нами. Он ни о чем не рассказывал, просто показывал на все вещи и называл их самыми невероятными именами. Когда мы доехали до его деревни, нам показалось, что он стал гораздо старше. Он ушел не оглядываясь, и нам от этого сделалось грустно.

О т е ц. А сейчас, Бьянка?

Б ь я н к а. Сейчас мы спустились с гор. Мы подъезжаем к городу, в нем много огней. Снега уже нет. Пахнет землей, и ветер такой же теплый, как дома.

О т е ц. А мы тут еще все вместе, Бьянка. День еще не наступил. Они