Память тела - Михаил Наумович Эпштейн

любили друг друга. Он целовал её ресницы, уголки глаз. Плач проникал во всё тело, размягчал, увлажнял, и возникло чувство, что любить – это и значит плакать друг в друга, вплакиваться до самых слёзных глубин, сотрясаться от рыданий, вплоть до последних судорог. Он не помнил, чтобы за двадцать вместе прожитых лет они так горячо, так навзрыд любили друг друга…

– Что это было? – спросил он потом. – Почему захотелось плакать?

– Мне вдруг показалось, что уже нет любви. Ведь у нас и так всё благополучно. Слёзы – что-то вроде дождя в сухой солнечный день.

– У тебя что-то накопилось на душе? Хочешь поделиться? – тревожно спросил он.

– Нет, – сказала она. – Всё хорошо. Я только не знала, как это выразить.

– Можно было запеть, – сказал он. – На два голоса. Вот была бы всем радость!

– Насчёт пения не знаю, – сказала она, – но плакать у нас получается. Прекрасный дуэт!

Пробуждение

Он ещё толком не проснулся, когда почувствовал, что рука жены под одеялом его ласкает. Причём необычно – размашисто и чуть-чуть царапая грудь. Он мельком взглянул на неё – она лежала с закрытыми глазами и, кажется, ещё спала, только рука шевелилась – нетерпеливо и настойчиво.

И вдруг он понял, что она сейчас не с ним. Кто-то другой лежит рядом с ней, с широкими плечами и грудью, и его она сейчас гладит и зовёт к себе. Он не стал её будить, а решил побыть этим другим, узнать, что это за двойник такой и как она с ним проводит время. Стал тихо гладить в ответ. Она взяла его ладонь и сжала ею свою грудь, потом положила на своё повлажневшее лоно. Это в самом деле было необычно, как будто реальность сместилась и в неё вошёл кто-то другой. Она явно уже проснулась, но лежала молча, с закрытыми глазами, только руки её были так беспокойны, как никогда раньше. Он старался быть с нею этим другим, повиновался её рукам, входил в роль, которую она предписывала ему своим телом… Это смещение продолжалось долго, всё более сладко и пронзительно, пока её не взорвало. Она резко откинулась и открыла глаза, но смотрела вокруг невидящим взглядом.

– Тебе что-то снилось? – осторожно спросил он.

– Не помню, – ответила она отчуждённо.

Тогда он пошёл напрямую:

– А может, кто-то? Мне показалось, кто-то ещё был с тобой, кроме меня. Я старался соответствовать, но понимаю, что ему, наверно, нет замены.

Она вдруг очнулась и повернулась к нему.

– Глупый! – засмеялась. – Это был ещё один образ тебя. Во сне приходят разные образы… Ты ведь и сам бываешь разным со мной…

Это ушло, но не забылось.

Однажды он и сам допустил оплошность. Вместе они смотрели фильм, и он признался, что его волнует героиня с весьма вызывающей внешностью. Она ревниво спросила:

– Будешь её воображать?

Он смутился, отделался витиеватой шуткой: эти кинодивы могут тревожить воображение мужчин, но не должны тревожить жён, по причине своей бесплотности и недосягаемости. Она капризно заявила:

– Я не хочу, чтобы эта баба путалась между нами.

– Ну хорошо, а, допустим, Одри Хепбёрн?

Засмеялась:

– Она милая. С ней можно… немножко.

Он понимал, что даже у самых фантастических образов бывают свои прототипы. И у того, кому она отдавалась в полусне, вероятно, тоже был, – это пробуждение с «другим» было не случайно. Ревновать? Когда семьи распадаются из-за настоящих измен, когда всюду многожёнство и многомужество и в моду входит «полиаморность», – супруги умножают связи по взаимному согласию и к общему удовольствию?.. Когда лозунги «долой семью!» и «семья без границ!» вроде бы конкурируют, а по сути обозначают одно и то же? Какое значение имеют эти фантазии – щепотка специй, вброшенных в котёл желания? Неважно, где ты собираешь хворост для костра, – лишь бы он разгорался ярче, чтобы ты мог делить это пламя с любимым и единственным. Много лиц – одно лоно.

А она? Что, если её воображение тоже осаждают толпы мужчин, тех, с кем она встречалась годы назад или только вчера, – и всё ещё несёт в себе их образы? Ну и что? – одному счастливчику больше достанется. Все мужчины сольются для неё в теле мужа. И все женщины, о которых ему приходилось грезить, сольются в её теле. Нужно ли нам что-то знать о прототипах – от кинозвёзд до почтальона, продавщицы или близких друзей? Если нас при чтении романа потрясает сила художественного воображения, то что добавляет знание о прототипах? Ничего, скорее мешает. Сколько бы ни блуждала фантазия, мы приносим явь желания в объятия друг другу. Такое опыление – радость природы: пчела снимает нектар со многих цветков, доставляет в свой улей – и мёд становится гуще и слаще. Долой мыслительную аскезу – как и физический блуд! Хорошее воображение – залог верности.

Конечно, следует признать, что человек многолюбив, или, научно выражаясь, либидо требует диверсификации. Это противоречит религии, морали, семейным устоям, воспитанию, наследованию, производительности, развитию цивилизации… Однако ничто не мешает соединить физическую моногамию с психической полиаморией через свободу любовных фантазий. Театр желаний! У входа надпись: много лиц – одна любовь. Воображение разбегается по разным лицам, но союз остаётся единым и нераздельным. Психическая множимость любви при сохранении физической верности! Собственно, это и есть путь в техноэротическое будущее, когда проблемы измен и ревности будут решаться вспышками разных нейростимуляторов желания в мозгу. Или, как провозглашается на либерально-консервативном сайте, «виртуальные женщины во всём своём чарующем многообразии проходят в воображении мужчины, изливающего семя в одну женщину, свою жену, мать своих детей…». Удивительное по стилю сочетание гаремной неги и домостройного елея!

Во всём этом была ещё сторона: кража образа. Допустим, некая Н., верная супруга и добродетельная мать. Редкие случайные встречи в гостях, никакого флирта, но в её присутствии он чувствует прилив жизненной энергии и заимствует её образ для игры со своим желанием. Может быть, она возится с детьми или готовит обед мужу, – а он в это время прелюбодействует с ней в своём уме. И ведь она не единственная его заочная подруга. Там, в его сознании, целая камера-обскура таких обворожительных образов, мельком подхваченных, а иногда тщательно высмотренных. Это не только измена, но и воровство. Хищное воображение всюду рыщет в поиске невинных жертв.

Таким чисто ментальным усладам пророчат рай в виртуальном будущем, а между тем оно может обернуться адом. Мозг станет прозрачен, как аквариум, и за каждый использованный образ придётся не только платить, но и спрашивать на него разрешения. «Можно мне с вами побыть наедине в своих