Лимеренция - Х. К. Долорес

— Знаешь, тебе действительно не стоит объективизировать игроков, Марси, — усмехается Софи. Она сидит на первом ряду трибун в окружении своих подруг, одетая в оливково-зеленый тренировочный комплект. — Они здесь для того, чтобы соревноваться, а не служить тебе украшением для глаз.

Почему я не удивлена, что настоящий фанат Адриана номер один пришел на его встречу?

Марси — темноволосая девушка, которая заговорила, — закрывает рот, выглядя слегка смущенной из-за того, что ее окликнули.

Как будто чувствуя, что он является предметом разговора, Адриан поворачивается к нашим трибунам и обыскивает взглядом толпу.

Софи резко встает, чуть не опрокидывая Пенелопу, чтобы помахать ему рукой, но его взгляд скользит прямо по ней и…

О.

Он смотрит на меня.

Здесь, на глазах у всех, это вызывает странный трепет у меня в животе.

Его глаза встречаются с моими, уголок его рта приподнимается, когда он видит свернутую табличку, лежащую у меня на коленях. Он вздергивает подбородок, жестом показывая мне развернуть ее.

На мгновение у меня пересыхает во рту, нарастает тревога.

Я чувствовала себя намного храбрее, сочиняя этот детский акт бунта в своей комнате в общежитии, но теперь, когда я здесь, я задаюсь вопросом, не была ли я немного слишком храброй. Или глупой.

Тем не менее, я делаю глубокий вдох, успокаиваю нервы и поднимаю табличку над головой.

Его улыбка исчезает.

Потому что я не держу в руках «Проплыви Свой путь к Победе, Адриан!»

Там большими закрученными буквами написано: Адриан Эллис — убийца.

Несколько человек, сидящих поблизости, в замешательстве смотрят на мою вывеску, и что-то темное, от чего меня пробирает до костей, мелькает на лице Адриана.

Сердце колотится, я подмигиваю и дарю ему свою самую дерзкую улыбку, переворачивая вывеску и показывая обратную сторону: … в бассейне!

Мрачное выражение его лица рассеивается, но глаза сужаются.

Я выдерживаю его взгляд.

Ты хотел унизить меня, я хочу сказать. Ты думал, я не попытаюсь утащить тебя за собой?

Наш момент прерывает свисток, тренеры с обеих сторон спорят со своими пловцами и разнимают их. Горстка пловцов выстраивается в очередь у своих блоков для прыжков в воду, и большинство из них выглядят как первокурсники.

Адриана среди них нет.

Заплыв начинается со звона колокольчика, и пловцы ныряют в воду. К концу первого круга я теряю интерес, и, похоже, не я одна.

Студенты Лайонсвуда с удовольствием общаются между собой или остаются прикованными к своим телефонам, не обращая внимания на саму гонку.

Очевидно, что зеленовато выглядящие первокурсники — это не те, на кого они пришли посмотреть.

Мой взгляд устремляется в другую сторону.

Дети из Сидарсвилля выглядят не намного более заинтересованными, чем мы. По кругу передается несколько подозрительных бутылок «Arizona Tea», получатели выглядят немного слишком возбужденными, чтобы пить простой сладкий чай.

Группа из трех сидарсвилльских ребят направляется к выходу, и я прищуриваюсь: девочка в середине кажется ужасно знакомой.

Подожди. Это…

Когда я видела ее в последний раз, было темно и многолюдно, но чем больше я ее изучаю, тем больше уверена, что это она.

Она плачет — точно так же, как несколько недель назад, когда присутствовала на бдении Микки и ушла на середине.

Мое сердце бешено колотится.

Она местная. Она девушка из Седарсвилля.

И она знает Микки.

Я смотрю, как она исчезает в дверях со своими друзьями, и, прежде чем я успеваю осознанно принять решение последовать за ней, я уже вскакиваю.

Глава двенадцатая

Коридор за бассейном пуст, и я беспокоюсь, что, возможно, потеряла их, но потом слышу приглушенные голоса, доносящиеся из ванной.

Я подхожу ближе, надеясь, что это она , а не кто-то еще, кто ходит в туалет, и я подслушиваю.

— … может быть, слишком рано, — произносит женский голос. — … если бы это была хорошая идея.

Я напрягаюсь, чтобы услышать больше, чем обрывки фраз.

Слышится сопение.

— Я просто подумала…

— Я знаю. Ты думала…

Что ты только что подумала?

Я подхожу еще ближе, мое ухо почти прижимается к двери — как раз в тот момент, когда она распахивается, и я оказываюсь лицом к лицу с тремя хмурыми студентками из Сидарсвилля.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Я немедленно выпрямляюсь, но ущерб уже нанесен. С таким же успехом они могли застать меня со стеклянным стаканом в руках.

Я потираю затылок.

— О, я просто… — Мое лицо уже становится таким же красным, как табло. — … иду в туалет.

Они хмурятся еще сильнее, и высокая, жилистая азиатка справа скрещивает руки на груди.

— Нет, все не так. Ты пыталась подслушать наш частный разговор.

Я бросаю взгляд на девушку посередине — на нее.

Она тоже хмурится, в ее больших карих глазах, как у Бэмби, блестят слезы. Очевидно, она слишком расстроена, чтобы быть такой же враждебной, как ее друзья.

— Сид права. У нас частный разговор, — говорит парень слева. Его косички свисают на лоб, он прижат спиной к одной из закрытых кабинок. — Иди воспользуйся другим туалетом. Я уверен, что в твоей гребаной шикарной школе их миллион.

Я поднимаю руки вверх, сдаваясь.

— Ладно, я знаю, что подслушивала. Это было неправильно, но… — Я запинаюсь, подыскивая объяснение. Я не думала о том, что скажу ей.

Я вообще особо не задумывалась.

Девушка справа — я полагаю, Сид — делает вид, что собирается сама вывести меня из ванной, и я выпаливаю:

— Я видела тебя. Той ночью на бдении. Я видела тебя.

Сид делает паузу, и брови средней девочки в замешательстве хмурятся.

— Ты видела меня?

Я киваю.

— Да. Ненадолго. Мы смотрели друг другу в глаза целых две секунды, а потом ты ушла.

Ее глаза расширяются от осознания.

— Это была ты.

— Это была я. — Я бросаю взгляд на ее друзей. — Еще раз прошу прощения за подслушивание, но я узнала тебя, когда вы уходили, и хотела поговорить. — Я сглатываю. — О Микки. Можно и наедине.

Имя Микки падает, как валун, и все трое одновременно застывают.

Первой приходит в себя Сид, ее глаза сужаются.

— Я, блядь, не знаю, кто ты такая, но у тебя хватает наглости приходить сюда и просить Лиз рассказать о ее мертвом парне.

Я замираю.

Парень?

В дневнике Микки вскользь упоминалась девушка, но я никогда не связывала точки с концами.

Потому что предполагается, что мне пора заканчивать играть в детектива.

Предполагается, что я должна не высовываться, чтобы провести выпускной