Овечки в тепле - Анке Штеллинг

class="p1">Поскольку простые люди из-за нехватки образования глупы и потому опасны. Вообще не имеют представления о том, что они делают, и не контролируют свои побуждения. Они как дикие звери; вот случалось ли тебе как-нибудь под вечер, часов в пять ехать на трамвае в сторону берлинской окраины Аренсфельде? Сплошь ожиревшие, одетые в принтованный полиэстер люди, которые дают своим детям в коляске пить имитацию «Ред Булл» и время от времени от скуки отвешивают им оплеухи.

Я должна быть сильной, спортивной и быстрой, чтобы выступить против них или уж убежать, если придётся, а я вместо этого расслабленная и изнеженная. Могу аргументировать, но не ударить. Сразу рефлексивно представляю себе, что при этом сломается – у них в теле или у меня, – и поэтому затормаживаюсь. Я слишком много знаю.

Мне как-то надо это скрывать.

Однако они чувствуют, что я много лет провела где-то в другом месте, они способны это учуять.

Со времён начальной школы, с тех пор, как я в десять лет в последний раз была в гостях у Миши Штадлера, и его отец, работающий посменно, вошёл в Мишину комнату в трусах и напустился на него, чтобы мы убирались к чёрту; с тех пор, как я увидела в это мгновение Мишино лицо и потом лицо его матери, которая быстро распахнула для нас дверь на улицу; с тех пор, как перед Мишиным домом я остро осознала, что двое этих взрослых действительно были его родителями – то есть теми, кого он должен был любить, а кроме них ему больше некого было любить… с тех пор, как охвативший меня ужас больше не позволил мне прийти к нему домой ещё раз, а вскоре я к тому же перешла в гимназию, куда такие, как Миша, просто не попадали, – я больше не сталкивалась с простыми людьми непосредственно. А сталкивалась только с лучшими. Которые тоже внушали своим детям страх – но цивилизованным способом и полностью одетыми.

Отец Кристиана, к примеру – тот тип с телефоном в машине и с подземным гаражом. Он продал свою ай-тикомпанию ещё до того, как мы окончили гимназию, и после этого пробовал всевозможные альтернативы: психотренинги, методы исцеления.

Нам пришлось однажды во второй половине дня провести с ним в гостиной «семейную расстановку» по Берту Хеллингеру; я была при этом старшей сестрой, которая трёхмесячным младенцем внезапно умерла, а Кристиан был Кристианом.

И теперь ты, конечно, спросишь, как я могла поверить, что такие люди были менее опасны, чем придурки в трамвае «M8», идущем из центра в сторону Аренсфельде. И будешь права, Беа: они не менее опасны. Даже наоборот. Однако их самих и их методы я изучала все эти годы и думала, что нахожусь вне опасности. Настолько была уверена, что даже полагала, будто к этому времени они уже признали меня за свою и потому пощадят…

Мне надо было выйти замуж за Ульфа. А не думать, что аттестат зрелости может произвести впечатление на кого-нибудь ещё, кроме моих собственных родителей, у которых его не было.

Декабрь 1987 года. В семье Ульфа за пением рождественских песен.

Рези крепко держится за то, что она моложе, чем бабушка Ульфа. Подтягивается вверх на том, что умеет печь печенье лучше матери Ульфа. Мнит себе, что французский знает лучше, чем Ульф, а также математику, немецкий и биологию – её аттестат безупречен, что там ей эта их музыка.

Рези улыбается.

После того как пение закончилось, вся семья присоединилась к Рези за столом.

Бабушка спросила, из какого дома она родом.

– Улица Эмиля Нольде, шестьдесят два, это напротив супермаркета «Супернанц», такой большой, серый. Может, вы его даже знаете, в этом доме внизу есть приёмная врача-ортопеда.

– Эмиль Нольде был протеже моего мужа, – сказала бабушка.

Рези подумала, что бабушка заговаривается.

Из остальных четверых за столом никто не счёл нужным что-то сказать – ни по поводу непонимания Рези, что имелось в виду под «домом», ни по поводу каких-нибудь художников-модернистов и своей причастности к ним.

Ты помнишь, Беа, картину, которая висит у Ульфа и Каролины рядом с дверью на балкон? Там ещё церковная башня, корова и фиолетовое небо. Цена этой картины приблизительно сто пятьдесят тысяч евро, и я не хочу ни в чём обвинить Каролину: Ульф и без его наследства представляет собой блестящую партию.

По-настоящему большие банки

Мы не бедные, Беа. Рената знает, она мне – когда мы с ней сидели в кафе – не раз указала на это. Не только потому, что у её матери было вдвое больше детей, чем у меня, но и потому, что у той не было ни одной книжки.

– С вашим уровнем образования вас никак нельзя причислить к бедным, – сказала Рената. – То, что вы можете дать вашим детям, измеряется не деньгами.

Я подумала про осенние каникулы, на которых одни родители как следует напитают своих детей солнцем, а другие пополнят свой запас средства от вшей.

Рената права, но я, увы, знаю и эту взаимосвязь. На следующем родительском собрании могу внести предложение, чтобы те, кто предпринимает дальние путешествия, в обязательном порядке возмещали остальным стоимость последствий своих поездок, двенадцать евро девяносто за флакон «Ниды», которого хватает на полторы детских головы.

Правда, ты, Беа, умоляла меня не вносить такие предложения – потому что они мелочные и убогие. Что я и пыталась потом объяснить Ренате:

– Образование без денег превращает тебя в зануду. Если образование – единственное, что у тебя есть, ты тем более права: если тебе не надо тратиться на приятный отдых на острове Гомера, уж пятёрку потратить можешь себе позволить!

Рената никогда не спрашивала меня, на что мы живём. Она же видит, что мы как-то справляемся, крышу над головой имеем, одеты нормально. А ездить куда-то на каникулы мы просто не любим, это же наносит вред экологии, один только керосин, который мы сжигаем, да ещё и привозишь с собой в Северную Европу вшей и постельных клопов; мы подаём остальным хороший пример и отказываемся. Слышишь, Беа? Это гораздо лучше – никуда не ездить! Это гораздо лучше – две недели подряд просидеть дома и проскучать; ничегонеделание – это питательная почва для новых идей, только скука наводит тебя на новые мысли, создаёт тебе для этого необходимый досуг. Голь на выдумки хитра, нужда заставит, как бы противоречиво это ни звучало.

Хорошо чувствовать себя такой образованной. Только первейшее условие: утаить от детей собственную бедность.

– Я не хочу ничего