28 сантиметров счастья - Анна Шварц

Телефон выпадает из моей ладони прямо в сковородку с гречкой с дурацким «чавк». Он, похоже, точно сдохнет. Или взорвется прямо на Садаевской новенькой кухне, украсив черным пятном из тушенки и кислоты белый потолок, но мне сейчас плевать. Это все часть сознания констатирует, а я просто сползаю на пол в полной прострации. Ноги перестают держать.

Я отстраненно замечаю, как на кухню заходит Хирург, но не реагирую. Я полностью опустошена. Словно какой-то злой рок ломает мою жизнь. Обычную жизнь, которую я выстроила собственными руками, не желая иметь никакого отношения к фамилии отца. Она разрушается так стремительно, словно желает или даже вынуждает, чтобы я вернулась назад… откуда сбежала.

Маньяк выключает варочную поверхность и двумя пальцами достает из сковородки мой телефон, быстро швырнув его в раковину.

— Китайский смартфон с гарниром из гречки? — слышу я хмык, — знаешь, цыпа, я не люблю экзотику. Мне бы что попроще.

Он садится передо мной на корточки и заглядывает в лицо.

— Чё случилось? — интересуется он, — рассказывай давай.

Тело начинает трясти, словно от озноба, когда он произносит эти слова. Я понимаю, что надвигается истерика. Огромная грозовая туча, которая прольется моими слезами. Поэтому я закрываю глаза руками, словно пытаясь эти слезы остановить. Но они все равно срываются. За что? Почему Эля так? Не выслушала даже, не спросила… я ведь просто пыталась начать новую жизнь. Я любила ее. Любила и своих подруг. И институт. И даже ту комнату, где жила, и даже Веру Трофимовну.

И я рассказываю. Сбивчиво, отрывисто, и, наверное, маньяк ничерта не понимает из моих слов, но я пересказываю, как мы дружили с Элей в институте, всю нашу историю и о том, что ничего не понимаю. Не понимаю, почему я должна отвечать за грехи своего отца, о которых ни сном ни духом.

К концу рассказа мое лицо и руки мокрые от слез. Мокрые до самых локтей из-за дорожек, стекающих из-под ладоней.

— Цыпа, — слышу я как сквозь вату голос Хирурга. Говорит на удивление спокойно и размеренно, — запомни — нельзя строить счастливую жизнь на обмане и фальшивых документах. Твое спокойствие будет тогда слишком хрупким. И легко разрушится, как сейчас. Ты не документы меняй, а себя в первую очередь.

— В смысле? — всхлипываю я, — всем плевать на то, какая я! Главное — грехи моего отца. Вот, Эля узнала. И что? Она теперь ненавидит меня!

— Потому что ты ее обманула, цып. Она тебе типа доверяла и теперь за что-то боится.

— А какая тогда разница, — я убираю руки от лица и развожу ими, — сказала бы я ей с самого начала — и она так же меня бы ненавидела. И не было бы у меня друзей.

— Ты же со мной нормально сейчас общаешься. Я о себе с самого начала правду рассказал, — усмехается внезапно маньяк и я поднимаю на него взгляд. Это дается мне с трудом из-за опухших и зареванных глаз, а он продолжает, — не стал гнать, что я какой-нибудь… не знаю. Интеллигент. Случайно попавший к Рустаму. Ты убегаешь не от своего отца, а от себя в первую очередь, цыпа. Признай свое прошлое и живи дальше так, как считаешь правильным. Ты уже не просто чья-то там дочка, а жена важного хрена. Воспользуйся шансом.

Он выпрямляется, закончив и я чувствую, как он хлопает меня по макушке, словно собаку. Которой очень доволен. Из-за этого жеста у меня вырывается глупый смешок и даже немного отступает душевная боль, которая грызла меня весь наш разговор.

— Спасибо, — внезапно благодарю я маньяка. Черт. Словно натянутая пружина в груди лопнула и разлилась теплом. И я чувствую благодарность к этому человеку. За поддержку, за важные слова, которые нашли внутри меня какой-то отклик… Немного гадко, потому что странно испытывать такие нежные чувства к тому, кто жестоко убил невинных людей, но… не могу ничего с собой поделать.

— Тебе спасибо за гречку с тушенкой с утра, — скептически произносит маньяк, забирая сковородку, — я будто снова за решетку попал. Спасибо за приступ внезапной ностальгии.