Раненое сердце - Полевка

действительно важно. А для Тома этот праздник стал настоящим откровением. Из-за того, что каникулы уже начались, с утра Олаф потянул Тома в храмовый квартал. Таэль увязался за Олафом, как хвостик, а Том уговорил Рана присоединиться к походу. Так вчетвером они и приехали в большой парк, в котором собрали все действующие религиозные постройки.

Одно здание от другого отделялось пешеходными дорожками и аллеями высоких деревьев, которые как ширма отделяли один храм от другого. Только вот звуки проникали сквозь листву, вместе с запахами и гомоном голосов, создавая непередаваемую какофонию. В перезвон больших колоколов вплетались маленькие колокольчики буддийских храмов и протяжный речитатив мулл. Запах ладана накладывался на благовония ароматических палочек и дымов из ритуальных курительниц…

Еще на подходе к храмовому кварталу стали появляться мальчишки, которые как зазывалы раздавали флаеры и приглашали посетить различные службы и мероприятия. Какие-то храмы проводили благотворительные ярмарки, на которых можно будет купить поделки прихожан, а деньги с них предназначались на различные богоугодные дела. Лысые монахи в оранжевых тогах стояли, как живые статуи, держа в одной руке чаши для пожертвований, а в других маленькие колокольчики.

Олаф сказал, что за неделю до Рождества на улицах будут петь рождественские гимны и выступать детские хоры. Но сейчас можно посмотреть на Рождественские вертепы, которые устанавливают возле каждого храма. Олаф, конечно, для начала потащил всех в католическую церковь, знакомиться с отцом Брауном. И поскольку они пришли между службами, то храм стоял пустой и тихий. Том, открыв рот, рассматривал белоснежные мраморные колонны, устремленные вверх, безмятежные статуи, витражи на окнах, ряды деревянных сидений с высокими спинками.

Отец Браун оказался невысоким смешливым бетой в черной одежде с длинными полами и высоким белым воротничком. У него были мягкие руки и лучистые глаза. Он со своим мягким смехом и суетливыми движениями казался противоположностью чопорному и строгому храму. Олаф стал о чем-то расспрашивать священника, но Том мягко уклонился от разговора и пошел рассматривать красоты храма. Он был величественный и исполненный собственного достоинства, а витражные окна добавляли изысканности во все это великолепие.

Том тихим мышонком проскользнул вдоль стен и вышел на улицу. Следом за ним вышел Ран и с интересом посмотрел на омегу.

- Не понравилось?

- М-м, - Том замешкался, - понравилось. Красиво, м-м, как в музее… Мы с Энди заходили недавно, чтобы «повысить уровень культуры». Там тоже было так же красиво. Статуи эти… мраморные, ну, ты понял?

Ран понятливо кивнул и усмехнулся. Пока Олаф разговаривал со священником, Том пошел рассмотреть вертеп, который был неподалеку от входа. Там стояли восковые фигуры в натуральную величину, и Богородица, склонившаяся над колыбелью, казалась живой женщиной. Иосиф смотрел на всех строго и как-то предупреждающе, чтобы никому в голову даже не пришло обидеть его семью.

Том, когда читал Библию, воспринимал всю историю, как сказку, но сейчас, глядя на эти восковые фигуры, он впервые понял, что это была реальная история, пусть немного и приукрашенная со временем, но только вот все эти люди жили на самом деле. Они смеялись, ели, замерзали по ночам от холода, боялись и грустили… Что думала Мария, когда родила младенца от Бога? Что она чувствовала, когда смотрела на своего ребенка, который появился в этом мире, чтобы стать Спасителем, но по сути, жертвой, которая примет на себя грехи других людей, чтобы спасти их… их, совершенно чужих людей. Как она, наверное, гордилась им, когда он проповедовал и рядом с ним шли его ученики. А потом страдала, видя муки своего сына и не имея возможности их облегчить или даже просто подойти, дать попить или вытереть пот с его лица.

- Не плачь… - Ран подошел и вытер ладонью слезы с лица омежки, а потом обнял за плечи и прижал к себе, - не плачь, все уже закончилось…

- Но именно в этот день все только началось. Для Иисуса, Марии и всех тех людей, которые ждали Спасителя. А он, вот такой маленький, лежит в колыбели, пускает носом пузыри и не знает, что ждет его дальше.

- Все равно не плачь, у меня сердце замирает, когда я вижу, как ты плачешь. Все люди радуются, а ты плачешь…

Ран протянул омеге бумажные салфетки, Том с удовольствием высморкался и опять прижался к теплому боку альфы. Так было намного теплее и лучше.

- А у вас был Магомед? - Том выгнулся, чтобы заглянуть в лицо альфе, - вы тоже празднуете его день рождения?

- Э-э, не совсем, - Ран склонился, чтобы заглянуть в ясные омежьи глаза, - мы вообще почти не празднуем дни рождения. Рождение ребенка – это радость и заслуга родителей, а ребенок тут, как конечный результат их усилий. Но у нас есть праздник Мавлид ан-Наби. Поскольку точная дата рождения Мухамеда не известна и отмечать ее стали через триста лет после прихода ислама, то этот памятный день был приурочен ко дню его смерти, что накладывает отпечаток на характер торжества. В исламе дни рождения отмечаются скромно, а иногда и вовсе не отмечаются, в то время, как даты смерти, понимаемые как рождение для вечной жизни, справляются более торжественно. На самом деле, Мавлид ан-Наби больше любят дети. Взрослые молятся и ведут праведные разговоры, а для детей делают сахарные фигурки «арусат ан-наби» – «невесты Пророка» – с бумажным пестрым веером за спиной, или всадника с саблей в руке.

Мне как-то подарили на Мавлид ан-Наби сахарную саблю. Такой большой леденец, - Ран рассмеялся, вспоминая, - мы с Маликом решили проверить, насколько сахарная сабля хороша, как оружие. Он взял деревянную саблю против моей сахарной и мы решили подраться. Естественно, леденец разлетелся на множество кусков по всему двору. Намир нас оттаскал за уши и отправил на конюшню. Наполнить всем жеребцам поилки. Ну, а мы заодно скормили им кусочки леденца… они после этого нас еще долго обнюхивали в надежде получить добавку…

- Жеребцы – это такие мальчики среди лошадей? - Том с интересом смотрел, как Ран рассмеялся, - а девочки – это кобылы? В конюшне стоят мальчики, а девочки где?

- По большей части в конюшне стоят мерины. А жеребцами их называют скорее для красоты слова. Мерины не агрессивны и более послушны. Внешне они мало отличаются от жеребцов, и когда дело касается войны или охоты, то предпочтительней спокойный конь, чем возбужденный самец, который будет реагировать на кобыл и зависеть от гона. Только опытные альфы могут управиться с жеребцами,