Танец Ведьмы - Blackmourne

После короткого и тревожного отдыха последовал ещё один приступ. А потом ещё один и ещё. Кровавые дни и ночи слились в единый бесконечный круговорот. Но люди учились и адаптировались, постепенно потери становились всё меньше. Но меньше также становилось и самих обороняющихся.

Айру и его гвардейцем все чаще приходилось вступать в бой, ожесточенные атаки свежевателей выбивали бойцов из рядов ополченцев десятками. И если первые три дня осады, твари атаковали лишь при свете солнца, то впоследствии, решив взять защитников измором, они продолжали штурмовать укрепления даже после захода светила. У сотника практически не оставалось времени даже на сон, если новобранцы сменялись после каждого штурма, то вот гвардейцы могли быть подняты по тревоге в любой момент.

Мелкие прорывы обычно устраняла Лана со своим отрядом, Айр действовал лишь тогда, когда возникала глобальная угроза обрушения всей обороны. Вот тогда в бой вступали гвардейские части закованные в броню. Щит к щиту, они неспешно, как стальной прилив, накатывали на свежевателей и раз за разом сбрасывали их со стены. Но силы людей были не бесконечны, росло количество погибших и раненых, а усталые люди уже едва держали оружие в ослабевших руках.

В конце концов, на пятый день боев, чтобы дать отдых гвардейским частям, в бой пришлось вступить даже сотне дружинников Гофарда. Айр скептически относился к подготовке большей части баронских дружин, что ему были известны, но чернявый не стал выдумывать ничего нового и попросту позаимствовал все, вплоть до боевой тактики и оснащения, у проверенных веками королевских гвардейцев. Это смогло купить столь необходимое время на отдых.

Но затем в бой вступили горбуны. Приблизившись к основанию стены под прикрытием остальных тварей, они дождались разгара схватки и ударили по защитникам. Ставшие лёгкой добычей люди падали наземь от невыносимых мук, которые разделяли с умирающими свежевателями и собственными товарищами. Лане повезло: она и её отряд находились с другого края стены, пытаясь прорваться сразу к двум Скитальцам; в итоге одного из них девушке удалось зарубить, а второй был ранен Рейном, но сбежал, спрыгнув с края стены.

Но противоположная часть обороны затрещала по швам, бедных ополченцев там просто резали как скот, они даже не смогли отступить. Послать им на подмогу любые другие союзные силы означало обречь их на верную смерть. По крайней мере до тех пор, пока кошмарные страдания изливались из раскрывшихся как мясистые цветы горбов. Ситуацию спасли ларийцы Людвига, которые по приказу Гофарда с помощью сложного ритуала обрушили на свевежателей настоящую бурю из белых, ветвистых молний, испепелив как Горбунов, так и часть попавших под заклинание людей.

Когда крики агонии начали затихать, а очередной штурм захлебнулся, Айр издалека заметил во внутреннем дворе Лифекта, который считал уносимые со стены, обгорелые трупы ополченцев. На его абсолютно бесстрастном лице не было даже намека на эмоции, но в глубине хищных глаз застыло щемящее душу чувство, словно ему от самого себя тошно. В этот момент сотник был благодарен за то, что Гофард забрал у него бремя командования и принял на себя необходимость отдавать такие приказы.

К исходу шестого дня потери среди ополченцев составляли сто двадцать человек. Барон уже трижды вводил в бой свою небольшую дружину, и те тоже недосчитывались уже десяти человек. Внешние ворота были покрыты трещинами и выбоинами, и, если бы не Айр и два десятка гвардейцев, что сражались в этом проходе, их бы уже проломили.

Время было самым ценным ресурсом, и его всегда было мало. Команды носильщиков едва плелись с окровавленными телами, вытаскивая раненых за вторую стену, где находились большинство магов и полевой госпиталь. Гофард очень опасался их подставлять под удар и берег, как раз потому, что благодаря заморским кудесникам большая часть солдат быстро возвращалась назад в строй. В первые дни они лечили даже самые тяжёлые ранения, но силы хора были не безграничны, а потому, скрепя сердце, Гофард запретил им вытаскивать бойцов буквально с того света, затягивая исцеление тех, кто ещё мог вернуться на стены — лечились несколько дней.

Хуже всего было то, что Лану начали преследовать пугающие и тревожные сны. Погружаясь в краткое забытье, она чувствовала, как к ней тянется чёрная тень, а её сердце вспыхивало узнаванием и ненавистью. Она была уверена, что к свежевателям прибыл их Повелитель, все её чувства вопили об этом. Потому на скромном вечернем совете, проводившемся в обычной палатке у первой стены, сребровласка высказала свои опасения барону. Желтоглазый внимательно её выслушал и, погрузившись в мысли на пару минут, объявил:

— Вы правы, госпожа Лотаринг. Но на отступление потребуется время, и оно плохо скажется на боевом духе. Я сейчас же приступлю к отводу войск и будем молиться, что свежеватели… — Договорить барону не дали звонкие удары гонга, возвещавшего, что твари вновь полезли на стены. Чертыхнувшись, Лифект вскочил на ноги и раздражённо бросил:

— Если мы объявим отступление сейчас — они ударят нам в спину. А потому держитесь!

***