Лекарь драконьей матушки - Кристина Юрьевна Юраш

Я поняла, что дело — дрянь. Прошел еще час, и ситуация напоминала борьбу — кто кого! И пока что ситуация меня!

— Я не стану есть эту дрянь для бедняков! — бушевала императрица, и я чувствовала, что ее раздражительность — скорее следствие болезни, ведь все диабетики нередко бывают раздражительными. — Это не еда, а помои!

“Мой сын… Мой сын приказал кормить меня помоями!”, — всхлипнула она и заплакала. — “Дожили! Помои! Ужас какой! Я никогда не думала, что мой сын так поступит со мной!”.

Ее слезы были искренними, а я понимала, что никак не могу ее уговорить.

В дверь заглянул слуга, услышав крики и плач.

— Передайте моему сыну! — гордо произнесла императрица, а в ее глазах сверкнули слезы. — Что его мать никогда не опустится до того, чтобы есть эти помои! Я лучше умру от голода!

— Передать моему господину, что его мать умрет от голода? — обалдел слуга. Хотя, что тут удивляться. Мне кажется, к капризам больной императрицы все уже должны привыкнуть.

Глава 18

— Я не буду есть до тех пор, пока не увижу сына! — твердо заявила императрица, словно поставила жирную точку. — Я отказываюсь от еды!

Я было подумала, что это пустые слова, и что Ингерина Гельфрейх просто разыгрывает очередную сцену, но я сильно недооценила её характер.

В этот день она не съела ни крошечки.

Промучившись до глубокой ночи, я наконец добралась до кровати и уснула, превозмогая усталость и тревогу.

Наутро я доела оставшиеся котлеты и овощи, приготовив новую порцию. На обед у нас был постный суп, а на ужин — творог с яблоками. Всё было простым, но, по крайней мере, свежим и питательным.

Тарелка настойчиво стояла возле кровати, а императрица, лежа, смотрела на свой портрет в молодости, словно пытаясь найти в себе силы для следующего шага.

— Может, вы все-таки перестанете вести себя, как маленькая капризная девочка? — сказала я, устав так, словно на мне все королевство пахали, а потом еще дрова возили. — Если хотите увидеть внуков, то вам обязательно нужно есть то, что вам полезно!

Она повернула голову и смерила меня взглядом, полным недоверия и недоумения.

— Внуков? — едко спросила она. — Уж не от тебя ли? Даже не думай. Я никогда не неволила своего сына в выборе невесты. Пусть хоть принцесса, хоть простолюдинка. Но не ты! Никогда!

— Да не претендую я на вашего сына! — с раздражением произнесла я, пытаясь скрыть свое внутреннее волнение. — С чего вы взяли?

Императрица взглянула на меня с нескрываемым презрением, её глаза пылали злобой.

— В глаза твои бесстыжие посмотрела, — заметила она с холодным тоном, — а ты даже не смущаешься.

Я увидела её бледность — ну еще бы, ведь она не ела почти двенадцать часов. В голове пронеслось тревожное:

“Сейчас сахар упадет. А там и до комы рукой подать!” — тревожные мысли ворвались без приглашения.

Я решила действовать от противного. Взяв кресло, я поставила его в центр комнаты, уселась поудобнее и взяла тарелку.

— Ничего, у меня еще есть! — улыбнулась я, вдохнув запах овощей и сделав вид, что наслаждаюсь их непередаваемым ароматом.

Затем я вспомнила, с каким видом едят все подряд в рекламе.

Я начала есть овощи так, как будто пробую изысканное блюдо в дорогом ресторане. Причмокивая и постанывая, я делала вид, что таю от наслаждения, прикрывая глаза и делая вид, что овощи растворяются во рту, превращаясь в божественный вкус.

Честно сказать, я бы не выдержала такой рекламы!

Императрица же сидела неподвижно, словно статуя, её лицо было бесцветным, а глаза — пустыми, словно она уже видела, как за поворотом жизни мелькает смерть. По ее лицу было заметно, что силы потихоньку оставляют ее.

— Я буду есть только в присутствии сына! — объявила она из последних сил.

— Так дело не пойдет! — подумала я, быстро отнеся чистую тарелку на кухню и аккуратно помыв ее. — Если она и правда перестанет есть, то сил у нее совсем не останется!

Под вечер второго дня я поняла, что пора бить тревогу. Ее величество стало бледнее еще сильнее, и сил ругаться или даже шевелиться у нее уже не было.

— Нужно идти к императору, — решила я твердо. — Другого выхода у меня нет.

Я вышла в коридор, замирая в нерешительности.

В этот момент я вдруг заметила спешащего Фруассара — пухлого, с маленькими усиками, идущего по коридору, мурлыча себе под нос что-то непонятное. Когда я встала у него на пути, он остановился, удивленно подняв брови. Какой-то документ, который он нес в руках, он тут же спрятал за спину, одарив меня широкой придворной улыбкой.

— О, вы-то мне и нужны! — обрадовалась я, вспоминая, что хитрый камердинер знал толк в придворных интригах. — Ее императорское величество отказывается есть. Вообще. Она решила заморить себя голодом.

— Что?! — вздрогнул Фруассар, а потом осмотрелся. — Ее императорское величество отказывается от еды?

— Да, — кивнула я, глядя на него с надеждой. — И мне нужен совет. Она упорно не желает есть то, что ей полезно. Она хочет видеть сына. А я понимаю, что мне ужасно не хочется идти к нему и сообщать, что тут близится голодный обморок.

Фруассар взял меня за локоть, оттащил к стене и осмотрелся, словно опасаясь за то, что нас могут услышать.

— Вы понимаете, с кем вы имеете дело? — произнес он серьезным тоном. — Эта женщина обладает несгибаемой волей. И если она идет на принцип, то это очень плохо!

Он сделал паузу, а потом добавил:

— Вы понимаете, что если до слуг дойдет, что императрицу, столь любимую в народе, ее сын морит голодом, то никто не станет разбираться, с чем это связано. Всё уже будет неинтересно, продолжение. Сам факт!

— И что вы предлагаете? — испуганно прошептала я, чувствуя, как холод пробирает до костей.

Глава 19

— Идите к императору, — кивнул Фруассар в конец коридора. — Но я предупреждаю вас: он сейчас в очень плохом настроении! Только что было совещание министров. Эсквин Данмор опять поссорился с Гейбором Лалори. А решающий голос Ранвина Лауденберга опять не прозвучал. Он хранит нейтралитет. Все в напряжении. Все нервничают. Еще бы! Смена власти! Восхождение нового императора! Сейчас у заговорщиков отличный шанс. А потом всё! Возможность упущена! Дракон на престоле! Железная рука, которая держит власть! Прямо как его покойный отец… А сейчас я спешу. Мне нужно выполнить одно поручение. Если я не успею, могу попасть под горячую руку.