Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов

странный цветок, найденный на берегу. К тому же мы знаем, что озеро невероятно глубоко. Что, если на дне его таятся неизвестные пока науке организмы? Например, мы знаем, что некоторые морские водоросли могут светиться под водой. Это бы объяснило сияние. Конечно же, для обычного лесника, не бывавшего за пределами своей деревни, подобное зрелище будет отдавать дьявольщиной.

– Светящиеся водоросли в пресноводном озере да в Новгородской губернии? – ехидно уточнил Корсаков.

– А что есть озеро, как не лужица, оставшаяся от древнего океана? – ответил вопросом на вопрос Беккер. – Повторюсь, мы не знаем, что можем найти на глубине.

– Итак, один человек предполагает вмешательство заграничных разведок, другой – неведомые светящиеся водоросли, – констатировал Корсаков.

– Ты чем-то недоволен? – спросил Постольский.

– Нет, – ответил Владимир. – Учитывая обстоятельства – не самые худшие теории. Пойдемте-ка спать, господа. Как говорится, утро вечера мудренее. Тем более ночь, возможно, подкинет нам новых поводов для раздумий.

* * *

Несмотря на озвученное предложение, Корсаков остался на причале, проводив взглядом Постольского и Беккера, поднимающихся вверх по аллее в сторону усадьбы. Сам он пересел на первую ступеньку лестницы. Под руку попался удобный круглый камешек, который Владимир не задумываясь запустил в озеро. Тот весело отскочил от воды три раза, прежде чем пойти на дно.

– Если кто-то на дне обиделся, то сейчас самое время выйти и мне об этом сообщить, – пробормотал Корсаков себе под нос. Вопреки его предложению, поверхность озера осталась спокойной, никто подниматься не спешил.

«Сколько таких усадеб я видел? И сколько еще увижу?»

Владимир оглянулся и посмотрел на дом в конце аллеи. В его окнах горел неяркий свет, недостаточный для того, чтобы развеять опустившиеся сумерки. Особняк навевал мысли о доме – вроде так непохожий внешне, он вызывал стойкую ассоциацию с усадьбой Корсаковых.

«Они оба увечны».

Владимир ухватился за это слово. Да, именно увечны. Оба дома были ранены – из них будто изъяли что-то невероятно важное и невосполнимое. Стены отчего дома хранили память о Петре и Николае Васильевиче. И, несмотря на все усилия матери и Верне, дом так и не оправился от потери. У Владимира было достаточно причин опасаться своего возвращения, вполне весомых, к тому же учитывая то, какие события произошли после приезда в Смоленск. Но тяжелее всего именно эта рана – одновременное ощущение пустоты, словно из груди вынули сердце, и рухнувшая на плечи тяжесть чужих жизней, оборвавшихся слишком рано.

В усадьбе Коростылевых тоже чувствовалась эта увечность. Конечно, для Корсакова, Постольского и Беккера она оставалась практически неуловимой, но вот Наталья Аркадьевна, Федор и те слуги, на чьих глазах рос исчезнувший Коростылев, наверняка ощущают то же, что и Владимир. А значит, у него есть лишняя причина докопаться до сути событий. Не ради полковника. Не ради собственного любопытства. Ради тех, кто заслуживает знать правду и обрести хотя бы крошечную возможность отпустить свою боль. Возможность, которой Корсаков был лишен.

VII

1881 год, июнь, усадьба Коростылевых, ночь

Приехавшим выделили в распоряжение весь гостевой флигель. Владимир заранее договорился с вдовой и камердинером, что в случае необходимости он сможет свободно ходить по дому, разумеется не вторгаясь в покои хозяйки и жилые комнаты слуг. Поэтому перед сном Корсаков прошелся с лампой по безлюдным коридорам и помещениям, тщательно прислушиваясь и осматриваясь.

Усадьба выглядела ухоженной, но пустоватой. Что логично, ведь Коростылевы перебрались сюда недавно, а до этого предпочитали путешествовать или жить в столице. По комнатам можно было судить о пристрастиях как самого Николая, так и его родителей. От исчезнувшего хозяина усадьбы осталось помещение, где в идеальном порядке стояло водолазное оборудование. Шлемы и комбинезоны были разложены с почти религиозным тщанием, будто комната представляла собой святилище с алтарем, посвященным любимому делу. На этом фоне увлечения предков Николая выглядели почти скучно. Классическая библиотека (Корсаков даже фыркнул, сравнив здешний куцый уголок с огромным кладезем знаний в фамильной усадьбе). Охотничий зал с трофеями и ружьями, убранными под стекло в запирающиеся шкафы. Судя по фотографиям на стенах, основным энтузиастом в семье был ныне покойный Коростылев-старший. Владимир, однако, заметил, что Николай отчасти продолжил отцовское дело – американские скорострельные карабины-репитеры Винчестера и ружье системы Бердана однозначно появились при нем.

Напоследок он зашел в кабинет, где беседовал с Натальей и где Николай Александрович провел свою последнюю ночь. Сейчас, в свете лампы, кабинет выглядел неуловимо зловеще. Отставленный от стола стул. Разложенные на зеленом сукне папки, книги и письменные принадлежности. До сих пор не убранный чайник. Учитывая, в каком порядке поддерживались остальные комнаты (несомненно, под чутким присмотром Федора), кабинет казался слишком неряшливым. Будто чувствовал, что хозяин выглянул на минутку и вот-вот вернется.

Корсаков прикрутил фитиль, поставил лампу на пол и подошел к окну. Поразительно яркая луна хорошо освещала хвойную аллею и оставляла узкую серебристую полоску на глади озера. Где-то в лесу тоскливо и протяжно крикнула ночная птица. Владимир застыл, прислушиваясь. Наталья упоминала о странных скребущих звуках, слышимых по ночам. Но за всю свою долгую прогулку по комнатам и коридорам Корсаков не услышал ничего подобного. В усадьбе стояла звенящая тишина. Владимир нерешительно взялся за перчатку, стянул ее и, после недолгого раздумья, коснулся пальцами письменного стола.

Он – Николай Коростылев – сидит, повернув стул к окну, и вглядывается в ночную темень. На столе – почти допитый чай. На коленях – охотничье двуствольное ружье. Глаза слипаются. Тело болит от долгой неподвижности. Разум бунтует против безделья, но еще больше – против смехотворных страхов, свивших себе гнездо где-то под сердцем.

– Черт-те что! – наконец выдыхает Коростылев. Он порывисто встает с места (жалобно скрипят по паркету ножки отодвигаемого стула) и направляется к выходу из кабинета. Сначала – убрать в шкаф оружие, чтобы не перепугать домашних. Потом – в спальню. Услышать ровное спокойное дыхание жены. Забраться в постель. Почувствовать ее тепло рядом. Спокойно уснуть.

Он уже у дверей, когда кабинет освещается ослепительно-яркой вспышкой за окном.

Владимир пришел в себя. Он почти ожидал, что загадочное свечение сейчас же вновь наполнит комнату, но, за исключением огромной луны, ночь за окном была все так же темна.

– Нет, Вильям Янович, это явно не водоросли, – пробормотал Корсаков себе под нос и отправился спать.

* * *

Поначалу он даже не понял, что его разбудило. В лучах льющегося из окна лунного света кружили пылинки. Когда Владимир приподнялся, опершись на локоть, едва слышно скрипнула кровать.

Что-то не так. Волосы на затылке и шее едва не встали дыбом от животного предчувствия