Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

Туомас покачал головой:

— Не буду тебе мешать готовиться к празднику. До завтра.

Ему показалось, что Майя хотела сказать что-то еще, но он уже вышел на лестничную площадку и медленно побрел вниз.

Адрес, данный Германом Николаевичем, находился на «Ладожской» — станция прочно ассоциировалась у Туомаса с нападением на Игоря. Но вместо покосившихся деревянных домов по соседству с кладбищем указанную на бумажке улицу застраивали с расчетом на состоятельных покупателей — влажно поблескивал новенький асфальт, рядами топорщились двухэтажные таунхаусы и дуплексы, хотя, судя по вывескам о продаже, некоторые до сих пор стояли незанятыми. Туомас не без удивления шел среди элитной малоэтажной застройки, прокручивая в голове недописанное письмо Церберу. Вдоль чугунных заборов, за которыми угадывались маленькие садики, тянулась пешеходная зона, освещенная красивыми шарообразными фонарями на витых столбах. Кое-где в окнах горел свет; звучала музыка, надрывно лаяла собака — жизнь продолжалась, несмотря на все, что случилось за последнюю пару дней.

Доктор Герман поджидал Туомаса в небольшом сквере, через который почему-то не тянулась привычная вереница мам с колясками и младшеклассниками, несмотря на подходящее для прогулок время. У импровизированных ворот маячили несколько тонированных джипов — на других машинах в этом районе ездить, похоже, было зазорно.

— Садись, — доктор Герман указал Туомасу место рядом с собой на скамейке.

Они сидели перед пустой детской песочницей, где чудом пережил непогоду чей-то куличик.

— Спасибо, что пришел. Много времени я у тебя не отниму. — Доктор упорно не смотрел в его сторону. — Как я уже не раз говорил, для меня лечение и наука неразделимы, Том. Пока не изобрели лекарства от всех болезней, медикам есть к чему стремиться. Мы даем клятву Гиппократа, мы обещаем спасать и отступаем, когда не можем ничего поделать. Каждый раз мы утыкаемся в стену, которую нельзя преодолеть. Мы говорим себе, что наука еще не достигла нужных высот. Но меня никогда не устраивала такая формулировка. И когда Найджел Уотерби принес ко мне умирающую Дашку, я впервые понял, что цель не так уж недостижима.

Туомас промолчал, ожидая продолжения.

— Найджел тоже понял, что я понял, — недобро ухмыльнулся доктор. — Поэтому предупреждал обо мне всех новеньких в Стае. И Дарья, похоже, до сих пор это делает, вот же умница, — лучше бы в другом пример брала. Ну да неважно. Этой осенью я получил сразу два подарка судьбы, от которых нельзя — понимаешь, нельзя! — было отказаться. Сначала ты. Нежелающий примкнуть к Стае, готовый работать, пусть и отчаявшийся. И сразу же — Игорек, лучик света в нашем темном царстве…

— Не смейте!

— Ты обещал выслушать. — Герман Николаевич поднял руки, словно сдаваясь на милость победителя. — Ты отказался отпустить его к Даше, Даша решила прикрыть Карапуза, и я понял, что это мой единственный шанс. О Найджеле решил тебе не говорить, а то, глядишь, и помирились бы с ней, оплакивая сообща. Наконец-то получить доступ к крови оборотня, да еще в самом начале выработки ликантропина. Ты понимаешь, какой переворот в науке я смогу совершить со всеми данными, что собрал за этот месяц? Со всеми замороженными тромбоцитами и лейкоцитами, со всей плазмой, которую удалось заготовить?

— Так вы просто использовали ребенка для своих целей? Выкачивали плазму и кровь? Вы не собирались его лечить!

Туомас был готов разорвать доктора на куски.

— Да, признаю. Но Игорь таким образом не ушел навсегда — он внес неоценимый вклад в науку будущего. Его кровь, возможно, спасет миллионы жизней, Том. Понимаешь? Миллионы страдающих перестанут страдать. Сотни умирающих выживут!

— Вы еще ничего не добились. Я бы его забрал и подготовил к полнолунию. Ваша сотня умирающих будет однажды — если будет. А Игорь жил бы сейчас! Слышите? И это ваша вина!

— Моя вина? — Герман Николаевич грустно хмыкнул. — Моя вина лишь в том, что я добился этого месяца, Том. Вырвал его с боем, и тебя, кстати, тоже. Потому что они не хотели оставлять тебя в живых. Кто им помешал? Я. Я сказал, что надо дождаться полнолуния. И это я в последний момент сказал при Авенире, как меня раздражают его постоянные визиты к ребенку, — и тогда он забрал мальчика к себе в часовню. А они… Они велели оставить его на отделении, понимаешь? Прямо среди этих гангренозных бабок и дедков. Но я решил, что лучше один священник, чем мои — МОИ — бабки! И наш хитрец в рясе перехитрил сам себя… Что ж, не я тому виной. А про тебя я сказал, что ты якшаешься с Цербером и сейчас нельзя возбуждать в нем лишние подозрения. Тогда тебя оставили в покое. И если бы сегодня…

Туомас мысленно складывал услышанное — кто такие эти «они»? — и решил постепенно вывести к ним разговор.

— Если бы сегодня что?

— Если бы ты не начал говорить о доказательствах, тебе дали бы спокойно уехать, Том. Я просил об этом. Но с этими людьми нельзя спорить слишком долго — это может стоить жизни.

— Дали бы мне уехать? Кто именно? Госпожа?

Герман Николаевич с минуту смотрел на него словно на умалишенного. Потом мягко улыбнулся:

— А ты так ничего и не понял, мой юный интурист. Какая жалость.

От удара по затылку потемнело в глазах. Туомас попытался встать, но, не сделав и шага, рухнул доктору прямо под ноги.

Туомас пришел в себя в полутемном помещении, где царил холод. Он сидел на чем-то твердом — стуле или коробке — и не мог пошевелить ничем, кроме шеи. По ногам сквозило. Глаза постепенно привыкали к сумраку; рядом кто-то двигался. Ему показалось, он расслышал негромкий стон, но все тут же стихло. Туомас втянул носом воздух и ощутил знакомый запах. Он снова позволил оглушить себя.

От удара по уху в голове зазвенело.

— Очнулся, голубчик. Что ж, раскрывай зенки и давай знакомиться. Напоследок.

Даже не открывая глаз, Туомас по запаху узнал полулысого бандита, депутатского помощника. Значит, Герман…

Перед глазами мелькнула памятная доска в коридоре отделения. И как он раньше не додумался, что никакой депутат не мог облагодетельствовать хирургию без личного знакомства с заведующим?!

Viittusaatana!

— Да-да, твой доктор очень хотел заниматься исследованиями. Не иначе, Нобелевку жаждет получить. Ну а мы сделали так, чтобы ему не мешали, и за это доктор платил совсем небольшую по нынешним временам цену. И не забывал снабжать нас информацией.

Туомас моргнул. Вадим склонился над ним в своем неизменном сером пиджаке.

— А что… — Пересохший язык с трудом ворочался во