Тоска - Александр Александрович Павловский

на Красную ветку в сторону Лубянки. Пять минут по затвердевшим кишкам столицы. В метро шумно. В переходах людно. В центре Москвы и шумно и людно, – думаю про себя. Столько разных лиц, но никого не запоминаешь. Идешь так, словно пробиваешься через живые заграждения, а еще хочется красотами города насладиться, но кругом только те, кто хочет куда-то успеть. Среди этих успевающих порядка сорока процентов, повторюсь, пиздящих. Несутся, глаза оголтелые, что-то кому-то рассказывают через гарнитуру, да на время поглядывают. Затем добегают до перекрестка, где людей поменьше и останавливаются, чтобы отдышатся. Потом разворачиваются и обратно наводить пустую суету. А ты смотришь на них и восхищаешься, мол, продуктивные ребята, всё-таки Москва – центр трудового пиздёжмейкинга. Но не бежишь за ними, а продолжаешь восхищаться колоритом архитектуры и жизни в целом, но прижавшись немного к краю тротуара, дабы не мешать гоночному потоку.

Среди очередных зеленых светофоров двигаюсь в направлении тихих улиц и тупиков. Выхожу на улицу Маросейку, между Лубянкой и Китай-городом, продолжая неспешно прогуливаться и высматривать какой-нибудь интересный бар. Нужно что-то такое, что по эстетике и атмосфере может напоминать мои мысли из дневника. Днем, когда все чересчур заняты, вряд ли там будет много людей, значит мне не придется бронировать столик у туалета и ждать еще, когда он освободится. Люди ведь пьют до талого, пока их не начнут выносить под руки, причем те, кто до талого не успел накидаться. Слабые на желудок так вообще спальное место в туалете находят. А сильные делают это с гордостью и на улице, возможно в перерывах между покурить. Так сказать, шлюзы прочищают перед очередным налетом на немецкий пивной блиндаж или перед английской эскадрильей шотов.

С Маросейки сворачиваю в Армянский переулок, а оттуда в Сверчков. Улица совсем безлюдная и всего в нескольких домах передо собой я вижу большую вывеску на заведении с панорамными окнами: «Белый бар на Черной улице». Написано в виде анаграммы, то есть белый – черными буквами, а черный – белыми. Вот та самая эстетика, которую я видимо и искал. Только странно, что улица совсем не черная, ну, по названию на карте, хотя, здесь я не вижу больше никаких заведений, да и номеров на домах тоже. Может, это своеобразная шутка? Никаких заведений = никаких вывесок, следственно и темно на улице. Ладно, догадки у меня могут быть совершенно сумасшедшими.

На входе стеклянная дверь, но тонированная с обратной стороны. С улицы не видно, что за ней, а изнутри, скорее всего видно, что происходит на улице. Внутри пахнет жареным мясом и дымом от углей. Аппетит сразу поднял обе руки за вкусный обед. Где-то с бара запахло виски и зашипела бутылочка кока-колы. У самого входа небольшой уголок под гардероб. Деревянные вешалки и штанги в три ряда на уровне глаз. И весь гардероб закрывается длинной серой шторой в тон стенам.

Зал не напоминает обычный бар с выщербленными полами и залитые пивом. На стенах нет вызывающих плакатов, но антураж вырезан из дерева. Никаких угловых диванов, только круглые столики на тонких ножках в одной концепции со стульями и барная стойка из массива дерева в полукруг. Бармену отчетливо видно всё, что происходит внутри. Позади него такая же полукруглая витрина, уставленная бутылками под самый потолок, будто ярусы не заканчиваются, а уходят выше, переходя в невидимый склад. Вдобавок на нескольких внутренних колоннах зеркала в пол. Они визуально расширяют пространство, что создает эффект иллюзии простора. Мягкий свет сочится над каждым столом в отдельности и нет ни одного, что подсвечивал бы весь зал. Так, каждый столик получает свою индивидуальную ширму. И за несколькими таким ширмами в разных концах зала сидели мужчины. Но сидели повернутые друг к другу спинами.

– Добрый день! Приветствую Вас в Белом баре. Желаете аперитив перед подачей обеда?

Леша уставился на бармена, который напоминал переводную картинку или человека с фотографии персонала загородного клуба. Прямой нос, тонкие острые скулы и плотные лодочки губ. Над переносицей линия шрама, как подсохшая капля молока. Плечи неестественно широкие для его роста спрятаны под серой клетчатой рубахой. И улыбался он, как друг, но в бездне карих глаз была заметна едва уловимая усталость.

Еще несколько секунд назад все мысли, как охотники стекались лишь к выслеживанию дичи по запаху, но сейчас отпустило. Будто погоня закончилась и так удачно, а тебя теперь пригласили к костру и любезно предлагают отобедать. Где-то в зале заскрипел стул, а показалось, что очередная головешка в костре заговорила.

– Уютно у вас здесь, – прерывая воображение, включился Леша. – А, извините, Добрый день! Я немного растерялся от такого приветствия. Впервые встречаю подобное место случайно, да еще и настолько эстетичное. Я бы даже сказал, что оно такое, как я бы придумал в своей фантазии. А тут, кто-то это реализовал.

– Лестно слышать такую похвалу, – Бармен обвел коротким взглядом часть зала, чтобы самому убедиться, что всё сказанное соответствует обстановке, – и я обязательно передам ваши слова владельцу. Он любит собирать восторженные отзывы.

– А разве этот бар находится на Черной улице? Мне казалось, что здесь всегда был Сверчков переулок. Может, я чего не понимаю или это такой рекламный ход?

– Воу, а вот это уже необычный вопрос. Не думал, что мне придется на него когда-нибудь ответить. Насколько я помню, то название Черная улица – это неофициальное наименование тех мест, где были пожары колоссальных масштабов. Можно сказать, что городская молва или что-то просторечное. Так сказать, улица, которая сгорала в пожаре получала упоминание в документах, как сгоревшая или пострадавшая, а уже люди, глядя на обугленные костяшки, говорили, что она Черная.

– Интересно. Тогда, почему Белый бар? – Леша уселся поудобнее за барный стул и приготовился к истории.

– Белым его тоже люди обозвали. Первоначально он назывался «Весть Лазаря» и был небольшим помещением из белого камня, где люди могли переждать, бурю и получить совет, относительно своего пути. Затем в нем стали предлагать еду и напитки путникам. И чем больше приходило путников к этому дому, тем больше людей о нем говорило, и чтобы никто не заблудился по пути к нему, его стали именовать Белым домом. Так и прижилось название.

– Так сколько же лет этому бару?

– Именно этому всего год, – Бармен рассмеялся, – а, если, считать с момента появления первого, то достаточно долгая у него история. Но, хозяин у него всего один и он никогда не менялся с самого открытия.

– Как это? Если у него такая долгая история,