Граальщики. Солнце взойдет - Том Холт

Бьорн аккуратно снял тазик с огня и попробовал пальцем воду. Затем он стащил ботинки и погрузил в нее ноги.

Он проделал долгий путь: от подножия живописных голубых гор на востоке он прошел уже полпути до покрытых лесами тенистых склонов на западе, но, однако, нигде ему не встретилось даже шашлычной, не говоря уже о кентуккийских цыплятах его мечты. Тенистых лесов и зеленеющих лугов — хоть отбавляй; а вот пожрать — извини подвинься. Он поворошил палкой свой костерок и украдкой бросил взгляд через плечо на пугливо пасущегося олененка.

«Ну и местечко, — сказал он себе, — это же совершенная дыра».

Над его головой сияло солнце, отбрасывая длинные четко очерченные тени на махровый ковер зелени, устилающий речную долину. Он лег на спину и показал ему язык.

«Много лет назад, — вспомнил он, — я работал на этих ублюдков. Лучшие годы своей долбаной вечной жизни я угробил в основном на то, что перетаскивал с места на место здоровенные ящики. Ничего веселого в этом не было, но по крайней мере человек всегда мог зайти с приятелями в Общественный Клуб, сыграть пару партий на бильярде, залить в себя пинту пива и закусить пакетиком чипсов, а потом раздолбать какую-нибудь машину на парковке и сшибить пару мусорных баков по дороге домой. По крайней мере, там были тротуары, и канавы, и вода из крана, а не текущая прямо по земле, где в нее попадают листья и черт знает что еще.

А еще, — вспомнилось ему, — еще раньше, я работал на солнце. Ничего особенного, просто чистил его в конце дня, поливал из шланга, протирал ветровое стекло от налипших мошек. И что-то такое пошло не так, вроде бы какой-то придурок что-то напортачил, и все решили, что я знаю, что это было, потому что я как раз работал в ангаре, когда это произошло. Во всяком случае, так они сказали.

Для меня-то это было полной новостью, но они все равно сказали, что это дело должно быть шито-крыто и что меня придется уволить. Они сказали, мне придется начать новую жизнь где-нибудь в другом месте, где-нибудь в идиллии, а иначе… не помню, что там было иначе; скорее всего, это было просто Иначе.

Ублюдки…»

Олененок поднял голову, глядя на него большими круглыми черными глазами. Бьорн осклабился.

— У-ти, маленький, — засюсюкал он. — У-ти, что за миленькая маленькая оленюсечка! — «Там под деревьями я вроде бы видел дикий лук, — прошептал он про себя, — да еще, может быть, найду где-нибудь немного кросса, и выйдет очень даже неплохо».

Но олененок вдруг насторожил ушки, мотнул головой и прыснул в сторону. Надежда подшибить его камнем с двадцати ярдов рухнула. Бьорн снова сел и принялся массировать ступни.

А потом он поднял голову. Над ним стояла девушка — стройная девушка с длинными прямыми каштановыми волосами, светло-голубыми глазами и полуулыбкой проказливого ангела на слегка приоткрытых губах. И, что более существенно, с титьками размером с футбольный мяч. Бьорн широко раскрыл глаза и распахнул рот.

— Э-э, — проговорил он, но это прозвучало как откровенное мычание. — Э-э… извиняюсь, это был ваш… э-э… олененок?

Девушка откинула с лица прядь волос и опустилась на колени в траву рядом с ним. На ней была простая крестьянская блуза, из тех, на которых в магазинах «Принтемпс» даже не пытаются проставлять цену, а в правой руке она держала лукошко с земляникой.

— Na searan thu chulain-bach та[38]? — сказала она. Бьорн предпринял несколько безуспешных попыток проглотить адамово яблоко и глупо ухмыльнулся.

— Э-э… да, — произнес он. — Гм. Отлично. Гм.

Девушка засмеялась, и ее смех был подобен нежному плеску горного озера, или, можно еще сказать, ледяной струе светлого пива, бьющей в донышко стакана. Бьорн моргнул и рефлекторно принялся натягивать ботинки.

— Be curailin suine pel-riath то[39], — произнесла девушка, и Бьорн неожиданно заметил, без особенной связи с чем-либо, что ее глаза были как… ну, они были вроде… черт, у нее были дьявольски красивые глаза, черт побери!