Грехи Матери - Роберт Дж. Хейс

Я направилась к каменным ступенькам, ведущим на следующий этаж, и махнула рукой через плечо.

— Я собираюсь найти местечко посуше, чтобы прилечь. Разбудите меня, когда наступит моя смена.

Я услышала ворчание и пару оскорблений. Затем Арикс, Джуйи и Блеск последовали за мной по ступенькам. Вскоре за ними последовали и остальные.

Глава 5

Мои дети вдохнули радость в мой старый мрачный дворец. Возможно, ты помнишь, что я вытащила его из земли, подняв часть разрушенного города Джиннов. В то время, задолго до того, как Йенхельм получил свое название, эта часть служила и дворцом, и молодым городом. Залы были полны людей и оживленной деятельности. Все время было темно, нигде не было окон, и поэтому все освещалось фонарями и факелами. Независимо от того, сколько из них мы зажигали, тени всегда находили себе укрытие в укромных уголках. Это во многом напоминало мне Яму, и я находила это странным образом успокаивающим, что странно признавать, потому что Яма была отвратительной тюрьмой, и я чертовски ее ненавидела. Но в моем дворце всегда были слышны шаги, звуки отдаленной болтовни, эхом разносящиеся по коридорам, люди, с которыми можно было остановиться и поговорить, домашний скот, которого водили туда-сюда. Я помню, какой-то старик разводил кошек, маленьких, каждая из которых была меньше младенца. Они охотились на паразитов, путались под ногами и имели раздражающую привычку усаживаться на мой трон в тот момент, когда я вставала. Тем не менее, они вдохнули жизнь в обветшалые залы.

Однако вскоре все изменилось. Когда я вернулась из Красных камер, перемены были уже в самом разгаре. Люди покидали дворец, чтобы основать вокруг него город. Деревянные дома и мастерские появлялись повсюду, распространяясь от дворца. Йенхельм... становился городом. К тому времени, когда родилась Сирилет, залы моего дворца больше не были наполнены звуками жизни. Он стал еще более печальным. Более пустынным, более одиноким, более опустошенным. Я погрузилась в заботу и любовь своей дочери и уделяла всему этому очень мало внимания. Но пустота моих залов была правдой, от которой я не могла убежать. Я чувствовала себя... покинутой.

Однако Трис и Ви изменили это, как и маленькая Сирилет. Когда я забрала своих приемных детей из клеток Железного легиона, я понятия не имела, кто они такие и кем могут вырасти. Я просто увидела в них себя. Джозефа и себя. И я надеялась, что, вместо страданий и лишений, подарю им утешение и любовь. Поэтому я привезла их домой и сделала своими. Хардту это понравилось. Я помню, как он улыбался мне, когда я сидела на своем Троне-трупе с Сирилет на коленях, Ви примостилась рядом на моем сиденье, а Трис устроился у моих ног, обнимая одну из них. Все мои дети спали. Хардт посмотрел на нас, улыбнулся и сказал: Ты хорошая мать, Эска. Я всегда знал, что ты будешь такой.

Что ж, я доказала, что Хардт лгун.

Трис и Ви вернули жизнь в мои сухие, пыльные залы. Трис всегда был более предприимчивым, более тихим, но прирожденным лидером. Он собирал группы искателей приключений, чтобы исследовать глубины их нового дома. Не волнуйся, я уже давно очистила подземные катакомбы от затаившихся монстров и Про́клятых. Он завербовал и других детей из Йенхельма. Тех из растущего города, кто либо никогда не бывал во дворце, либо был слишком мал, чтобы помнить об этом. Благодаря Трису и тому, как легко он заводил новых друзей, мой дворец часто оглашался шагами прыгающих детей и их пронзительными криками, когда они прыгали из теней.

Однако он был не просто лидером маленьких искателей приключений. Трис был храбрым. Я спасла его из клеток Железного легиона, его и Ви, но, в отличие от Ви, Трис помнил свою жизнь до клеток. Я видела, как он мрачнел и поспешно вытирал слезы всякий раз, когда я спрашивала его об этом. Он никогда не рассказывал о своей старой семье, первоначальной семье. И о том, что Железный легион сделал с ним и Ви. Всякий раз, когда я спрашивала, у него появлялся тот самый взгляд, полный решимости и огня, который так странно видеть у ребенка пяти-шести лет. Он просто говорил: Это не имеет значения. Теперь мы дома. И все. Я не думаю, что он похоронил эти знания, этот опыт и боль не ради себя. Он сделал это ради своей сестры. Ви ничего не помнила ни о клетках, ни о своей жизни до них. Она отгородилась от всего, что было до ее спасения, а Трис... что ж, Трис был достаточно храбрым, чтобы страдать в одиночестве, если это давало покой ей.

Что касается Ви, то она всегда была такой... ну, Ви. Клянусь, эта маленькая девочка никогда не переставала болтать, бесконечный шквал вопросов и бессмысленной болтовни. Однажды я застала ее одну, она разглядывала растение, которое кто-то принес, чтобы придать красок моим комнатам. Вокруг никого не было, но малышка Ви была там, болтала, делала замечания о растении: о его цветах, листьях, о том, как оно пахнет. Всегда разговаривала, даже сама с собой. Я некоторое время наблюдала за ней, слушая и удивляясь тому, какая шумная маленькая злодейка ворвалась в мою жизнь. Она отлично ладила с Тамурой; наблюдать за ними вдвоем было одно удовольствие. Ви спрашивала, например, почему небо голубое, а Тамура отвечал что-то не менее глупое, например, почему камень твердый. Они могли заниматься этим часами, забрасывая друг друга вопросами и так и не находя ответов. По мере продолжения конкурса вопросы становились все более и более нелепыми, пока Ви не спросила старого Аспекта, почему ногти продолжают расти, а зубы — нет, и Тамура в ответ спросил, кто придумал коз и почему они выбрали такое замечательное слово. Ви еще ребенком наполняла мой дворец шумом, и я любила ее за это.

Если Трис был мужественным, то Ви была его безграничной опорой. Она всегда поддерживала своего брата. Не думаю, что когда-либо видела, чтобы она с ним спорила. Когда Трис говорил, что они отправляются в приключение, Ви всегда первой выстраивалась в очередь за ним, претендуя на роль летописца вечеринки. Она никогда не носила с собой блокнот, но делала наблюдения на каждом шагу, и ее память об этих приключениях была безупречной. Я спрашивала себя, не было ли это побочным эффектом, компенсацией. Какая-то часть Ви