Сын мага: заговор во дворце - Константин Мартов

полоснул себя по запястью и вытянул руку над пламенем. Капли крови падали на пылающие дрова и шипели, касаясь пламени. Один из стоящих вокруг костра тёмных затянул речитативом песню на непонятном, хотя и смутно знакомом Павлу языке. Остальные поочерёдно подхватывали песню, подвывая и пришепётывая. Мелодия усложнялась. Она словно трогала Павла за мозг липкими лапами. Над пламенем заклубился тяжёлый багровый дым, он плясал, преображался. В дымке начали вырисовываться то ли лица, то ли звериные морды. Парень уже шатался от потери крови, но продолжал удерживать кровоточащие руки над пламенем. Морды в клубах дыма становились всё отчётливее и одна из них сверкнула глазами. Павел почувствовал как у него вдоль позвоночника поползла капелька холодного пота.

— ХВАТИТ!!!

Центр зала накрыло сильнейшим порывом ветра. Парня сбило с ног и отнесло на несколько метров, что его и спасло, ведь железная чаша с пламенем перевернулась. Угли разметало по зале, люди, стоявшие на пути порывов ветра, с криками разбежались. Один из тёмных, сбитый с ног, поднял голову и начал говорить заклятие, от звуков этого языка Павла замутило.

Домидов на этот раз не стал призывать медведя, а попросту запустил яблоком в голову колдуна, сбив заклятие. Ненадолго воцарился хаос. Маги перебегали с места на место, и очень скоро разделились на две части. Некоторые, подобно Павлу, Домидову, Берёзе и еще нескольким, остались стоять где стояли.

— Успокойтесь, господа! — голос Домидова был столь звучен, что все замолчали.

— Наши гости с востока немного перестарались с демонстрацией своих ээээ… культурных особенностей. Ну а князь Пожаровский недооценил свою силу. Он не хотел никому навредить, не так ли, князь?

Высокий князь Пожарский задрал голову, и процедил сквозь зубы:

— Прошу простить.

— Вот и славненько. Вы же, друзья, впредь предупреждайте, когда собираетесь такое делать.

Тёмные угрюмо молчали.

— Расслабьтесь, мы все здесь друзья, — улыбнулся Домидов. В его словах звучала неприкрытая угроза, — оркестр, музыку!

С балкона грянула музыка. В зале появились слуги, они споро принялись убирать последствия инцидента и разносить подносы с напитками.

— Вот всегда с ними так, — тихо сказал граф, склонившись к уху Павла, — знают ведь, что враг у нас общий, и порознь не справимся. Но каждый раз как вместе соберёмся, такая вот катавасия получается.

Павел откашлялся и аккуратно сказал:

— Граф, я не вполне понимаю кто ваш враг, но могу с полной уверенностью сказать, что не все ваши соратники мне по нраву.

Домидов долго смотрел на князя прежде чем сказать:

— Следует вам научиться отличать соратников от инструментов. Идите домой, князь. Почитайте перед сном и обдумайте всё что здесь видели. Про Воронову не спрашивайте — она сама найдёт вас. У ортодоксальных темных женщины, как вы вероятно знаете, самостоятельно решают, с кем им быть.

Павел не покраснел от прозрачного намёка — сказывалось воспитание. Он просто кивнул графу, развернулся на каблуках и направился к выходу.

Глава 7

Спустя некоторое время он сидел в своём особняке. Время было уже позднее, но спать не хотелось. К тому же стоило дождаться Дилмурода, расспросить что он смог разузнать, да и книжка попалась прелюбопытная. Главное, что в ней имелось средство, которое поможет исцелить отца хотя бы от одного из его проклятий. Пускай ингредиенты довольно редкие, но у Павла имелись мысли, где их можно будет раздобыть. Что же до всей этой борьбы придворных партий, тут у Павла наконец — то появилась чёткая позиция: несмотря на давнее знакомство с Домидовым, в этой битве они не будут по одну сторону баррикад. С тем, что Павел сегодня вечером видел в клубах дыма, он не желал иметь ничего общего, более того — он хотел бы чтобы кто-нибудь изгнал навсегда эту сущность. А ещё лучше — уничтожил её вовсе.

Павел вытянул ноги, взял со столика графин, плеснул в широкий стакан немного янтарной жидкости и залпом выпил. Веки его отяжелели и вскоре он уснул.

Проснулся князь от весьма невежливого стука в дверь. Он потер виски, его терзала головная боль — сказывалось нервное напряжение. За время путешествия к южным рубежам Империи и обратно он успел отвыкнуть от придворных интриг. Положа руку на сердце он раньше их не касался, разве что вскользь, поверхностно. Они казались ему увлекательной игрой, с помощью которой убивают время скучающие аристократы. Грязной изнанкой этих игрищ занимался отец, и вот теперь, если князь не сумеет спасти его, придётся окунуться в эту клоаку с головой. Можно, конечно, просто отказаться от права первородства и уехать в одно из имений. Предпочтительно подальше, в глухую провинцию, у моря. Но стоило Павлу представить довольную улыбку матери, когда она узнает о его решении и скажет: «Я всегда знала, что из этого слабака ничего путного не выйдет!», как ему стало дурно. Да, в этом не принято признаваться, но он не любил мать и это было взаимно. Она вышла за отца, будучи намного младше его, по расчёту, как и было принято у высшей аристократии. Была она в то время юной, романтически настроенной девой, воспитанной на куртуазных романах. Столкновения с реальностью её восторженность не пережила. Прежняя она просто исчезла, а на её место со временем пришла хладнокровная, расчётливая и властолюбивая женщина. Женщина, тяготящаяся своим положением и постоянным пребыванием в тени отца. Эта метаморфоза произошла не одномоментно, она растянулась на долгие годы.

Отец не был плохим человеком, но он был женат на работе и супруга требовалась ему только для рождения наследника, причём единственного. Отец говорил, что ему хватает споров на работе, дома он их терпеть не намерен. После рождения Павла он нанял для его обучения и воспитания множество учителей, гувернанток, нянек, кормилиц и прочих, так что матери делать было просто нечего. Она попыталась было вникнуть в дела отца и стать его верной советницей и помощницей, но эти попытки были жестко пресечены отцом, желавшим видеть в супруге лишь хранительницу домашнего очага. Долгие годы заключения в золотой клетке превратили юную трепетную деву в ухоженную великосветскую мегеру. А болезнь отца подтолкнула её к активным действиям.

Вновь раздался стук в дверь, на этот раз гораздо ещё более настойчивый. Князь разлепил пересохшие губы и велел войти. В дверь ввалился ворох юбок и кружев, оказавшийся при более близком рассмотрении смутно знакомой князю светской львицей. Она была весела, пьяна в дымину и потому держалась за руку Дилмурода, с трудом сохранявшего свой обычный невозмутимый вид.

— Братец, что с тобой приключилось? — спросил его князь на южном наречии.

Дилмурод сделал