Глубины отчаянья - allig_eri

Ближайшие воины Гарбсона замедлили бег и перешли на настороженную рысь, хотя их клинки по-прежнему были высоко подняты. Позади выстраивались солдаты с ружьями.

— То, что вы видели — работа нашего императора! — закричала Мирадель, и голос её был силён, несмотря на железную усталость. У неё не было сил, чтобы страдать.

Женщина знала, как должна выглядеть: нищая, дикая и окровавленная, окутанная бледно-пылающими контурами сразу нескольких чародейских барьеров. Тем не менее она стояла перед ними, словно облачённая в полное императорское великолепие, зная, что противоречие между позой и внешним видом будет ассоциироваться с божественным откровением.

— Хорес не вмешался и не спас своего слугу, именно потому, что высший жрец перешёл грань! — громко заявила Милена, изображая праведный гнев. — Теперь имя Киана Силакви будет вычеркнуто из всех хроник и всех скрижалей! Потому что он всего лишь обманщик, изменник и предатель!

Она будет делать то, чему научил её Дэсарандес.

— Обожание, которое вы когда-то испытывали, и смятение, которое вы испытываете теперь — вот истинная мера его обмана!

Она будет говорить с жаром.

— Он! — закричала Мирадель, взмахивая раскрытой ладонью над мёртвым телом, истекающим кровью под золотым полукругом статуй. — Киан Силакви! Восстал против своего священного императора! Он убил наших людей… — её голос сорвался, когда она сказала правду об этом последнем слове. — Жену сына своего императора!

Министры и рыцари веры стояли ошеломлённые, одни от изумления, другие от испуга — толпа мудрецов и франтов, скованных безумными обстоятельствами. За ними продолжала грохотать толпа солдат Гарбсона — оттуда доносились крики, стоны и шипящие разговоры.

Один из офицеров воинственно выступил вперёд.

— Кто распространяет эту ложь⁈ — злобно рыкнул он.

— Дэсарандес Мирадель! — громогласно заявила императрица с язвительным пренебрежением. — Господин Вечности! — она видела, что пример этого человека распространялся, как зараза, подбадривая других собравшихся. — Как вы думаете, кто ещё мог осудить высшего жреца за все его грехи?

Она должна была выбить из них волю к борьбе. Это была её единственная надежда.

— Подумайте! — теперь женщина почти визжала. — Кто ещё мог бы с такой лёгкостью сокрушить слугу самого Хореса? С такой! Лёгкостью!

Это, как она знала, должно было вбить клин в их уверенность.

— На колени! — воскликнула Милена, словно не просто говорила о своём муже, но и призывала его сюда, в храм. — На колени!

Потому что быть и действовать для людей означает одно и то же.

У неё не было выбора. Она должна была стать хозяйкой этого события. Какие шансы у убийцы высшего жреца на спасение, даже если он «забытый»? Если его схватят, он назовёт её имя. Она должна была признать это событие и признать его справедливостью, быстрой и жестокой справедливостью, которую они ожидали от Дэсарандеса. Убийцу пощадят, его прославят, как героя.

Как и следовало бы, ведь он всего лишь исполнил волю своей императрицы.

Вот почему он так и остался стоять над своей жертвой. Вот почему он выбрал именно этот момент для удара.

Многие мгновенно упали на колени, в том числе и Хиторн, и на его подвижном лице мелькнула тень улыбки. Некоторые начали пристыженно и унизительно пресмыкаться, бормоча молитвы своей правительнице, стоящей под величественными статуями. Но большинство рыцарей веры остались стоять, удерживаемые гневом и примером своих нерешительных братьев.

— На колени! Ибо те, кто стои́т сейчас, стоя́т вместе с врагами его! — крикнула Милена.

Она говорила с жаром, с душераздирающим жаром. Если понадобится, она погонит тысячи людей под меч палача. Она сожжёт Таскол дотла — менестрели обвинили её в сожжении Морбо, и она сделает это в реальности…

Всё, что угодно, лишь бы быть в безопасности.

— Ибо сама вечность висит на волоске вокруг вас, — уже значительно тише дополнила Мирадель.

Последние из рыцарей оказались сломлены и опустились на колени, а затем уткнулись лицом в пол. Она смотрела, как смирение распространялось среди них, словно болезнь, словно чудесное превращение, делающее из веры безумие, а из катастрофы — божественное откровение. И они могли чувствовать его, она знала это. Все они чувствовали, как сила исходит от её хрупкой окровавленной фигуры. А потом, через месяцы или годы они умрут, думая, что это самый важный, самый славный момент в их жизни…

Момент, когда они пресмыкались перед своей императрицей.

Чувство триумфа, не похожее ни на одно из тех, что она когда-либо испытывала, пронзило женщину до самой последней жилки — восторг, превзошедший всё её тело, буйное постоянство её самой и подчинённого ей мира. Казалось, стоит ей только высоко поднять руки, и сама земля будет хлопать, как одеяло, которое трясут. И она посмотрела вниз с властным удовлетворением, упиваясь этим мгновением силы…

Ибо пока она смотрела, собравшиеся кающиеся начали озираться в изумлении и тревожном замешательстве.

Рёв, который был её благочестивым хором, её доказательством несогласия с Кианом, стал тише, а затем и вовсе прекратился. Толпа чудесным образом замолчала…

И на какое-то мгновение Милене показалось, что вся Империя встала перед ней на колени.

Но что-то… что-то вроде далёкого и периодически прерывающегося воя… он заполнил тишину, поднявшись из глубоких храмовых подземелий. Она сразу же узнала его, хотя душа отказывалась верить этому знанию. Так как этот звук всё ещё звучал в самых тёмных её снах.

Снах о дне захвата Таскола… о бегстве по переполненным улицам, о прятках по подвалам…

Снах о чужом войске, которое ворвалось в столицу.

И Мирадель знала лишь одну армию, которая вот-вот должна была обрушиться на них. Лишь одно войско стало бы координировать горнами свои атаки.

Те сигналы, о которых рассказывал ей Беза. Нападение. Ещё одно нападение!

Лорд Челефи и его кашмирские орды.

Императрица повернулась к величественной статуе Хореса, который каким-то извращённым образом сверкал золотом над неподвижной фигурой мёртвого высшего жреца. Рядом с ней бесстрастно стоял почти обнажённый убийца.

Она начала смеяться — теребить свои волосы и смеяться…

Такой коварной шлюхой была судьба.

* * *

Уставившись в карту, я напряжённо хмурился, будто бы от этого мозги станут лучше соображать. Во всяком случае так казалось!

С самого взятия (скорее — занятия, так как никто не оказывал сопротивления по причине отхода всей имперской армии) Монхарба, месяц назад, меня откомандировали на контроль границ и прилегающих земель. То есть, это было основное задание, которое, однако, периодически (постоянно!) разбавлялось иными поручениями. От каких-то можно было отказаться, от каких-то — нежелательно.

Так или иначе, оставленный имперцами город нуждался в очень высоком уровне контроля и бюрократии. А ещё — ресурсах.