Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий

одного дать не могла — вечного господства. И если и имеется нечто, что гнетет по ночам каждого властителя, что заставляет ему скрытно от других страдать — то это мысль, что господство имеет и свой конец. И это не простой человеческий страх перед смертью, но и страх перед тем, что заберут от губ сосуд власти, что станет из него пить кто-то другой, пускай даже любимый сын или дочь. Потому-то всякий повелитель склонен даже к детоубийству. А то, кто желает пить из сосуда власти, легче иных убивает брата, отца, мать или сестру. И даже Даго, который едва-едва склонился над этим сосудом, очень и очень малым, величиной с наперсток, уже мечтал по ночам о долговечности, и хотя никому не выдавал он своих мыслей, мечтал о завоевании Края Крылатых Людей и взятии от них всего одной дани: возможности выкупаться в отваре бессмертия. И дорога к этой цели была весьма далекой, ибо никто еще и никогда не сломил могущества Крылатых, а они, ко всему еще, были связаны с князем Караком, от него покупали они соль и другие ценности. Лишь иногда в шутку говорил Даго своим ближайшим соратникам, что понадобится много-много лет, чтобы сделать великой державу полян, и как раз этих лет должно было ему хватить.

Так что это по его приказу высылал Херим в Край Крылатых Людей шпионов, которые доносили ему о странных обычаях тамошнего народа, об ужасающих обрядах, проводимых в пещерах гор, называемых Белыми или Венедийскими, о таинственной жрице по имени Эпония. Они же пересчитывали тамошние грады и воинов, отмечали броды через реки. И хотя сердцем и мыслями Даго тянулся к югу, но даже властитель не всегда может делать того, чего желает, если не желает он утратить могущества власти своей. Потому-то, вместо того, чтобы к югу, устремил он свое лицо на север, где уходила в море река Висула, и куда плыли суда с зерном. Ибо учила Книга Громов и Молний, что повелитель поначалу должен протягивать руку к тому, что близко, а уже потом — за тем, что находится далеко; сделать поначалу то, что возможно, а лишь потом, что кажется невозможным сделать.

…Рассказывали тогда, что Гедаании, дочери князя Гедана, сидящего у устья реки Висулы, исполнилось шестнадцать лет — не было на всем южном побережье Сарматского моря девушки богаче ее. Кунинг Опир, повелитель острова Отландия, был первым, кто прислал сватов и богатейшие дары князю Гедану и попросил руки Гедании. И первым получил он отрицательный ответ и возврат богатых своих подарков. Затем желали ее иметь женой самые различные ярлы и даже младший сын князя Хока из Юмно — но всякий раз получали они ответ, что Гедания не дозрела еще до супружества, что не было правдой. Стали тогда размышлять, а может князь Гедан предназначил дочку для какого-то могущественного князя или даже для короля? С кем хотел он породниться через это супружество и еще сильнее укрепить собственную власть, которая и так была велика с тех пор, как был уничтожен город Друзо. Только тайны этой так никто никогда и не разрешил, поскольку тайны и не существовало — князь Гедан настолько сильно любил свою дочь, что не желал с ней расстаться, и размышлял он, скорее, о том, чтобы зятя к себе принять, чем отдать Геданию в дальние края и никогда уже ее не видеть. Но достойного зятя среди своих он не находил, ибо властители как на побережье, так и в глубине суши желали укреплять все у себя, а не умножать могущества Гедана.

Желанием отомстить за отказ в женитьбе горел кунинг Опир из Отландии, и клялся он, что нападет на Витландию и уничтожит ее, точно так же, как был уничтожен град Друзо. Угрожало местью и множество ярлов. Знал об этом Гедан и потому крепил валы своего града, умножал ряды воинов, выстроил специальные запоры у устья реки, чтобы пиратские суда не застали его врасплох, и всегда был он начеку, принимая у себя аскоманов. Впрочем, он мог позволить себе вести оборону, ибо, с тех пор как князь Карак поимел неприятности после убийства собственного отца, а державу Пепельноволосых разрывали внутренние распри и сражения, а некий самозванец, прозванный Пестователем пытался страну объединить, мог Гедан принимать суда-шкуты с зерном, воском, шкурами, с медом и пивом, но платил только лишь половину их стоимости, а иногда на долгие месяцы забывал про оплату, чувствуя себя безнаказанным. Вроде как бы неожиданно ослабела Держава Длинноголовых Людей, а Крылатые Люди жили в постоянном страхе перед нападениями полян. Так что и им Гедан выплачивал всего половину стоимости их товаров, перепродавая все это купцам с громадной выгодой для себя. Таким вот образом сделался он повелителем очень богатым, и все чаще стали просить у него руки его дочки, но все чаше встречаясь с отказом.

Не проявлял Гедан интереса и к многим другим делам, иной раз весьма выгодным. Так, например, обратились к нему купцы из Хебебы, предлагая, чтобы позволил князь их кораблям войти в реку Висулу, по этой реке доходить до реки Сан, затем в Вишню и в Тырас, называемый Днестром, откуда уже легко было спуститься в Понт и богатейший Византион. Ибо манила купцов Хедебы торговля с греками и с повелителями державы ромеев, и дорога по Висуле казалась им более короткой и легкой, чем по пути варягов через Неву, города Хольмгардр и Киев, где бы им пришлось платить высокие пошлины. Опять же, если плыть по Висуле, купцы пересекали древний купеческий тракт из Майнца на Киев, а в граде Сандомир можно было обменять товары. Только не согласился Гедан на это выгодное предложение купцов из Хедебы[11], так как опасался он того, что в устье Висулы могут зайти не только купеческие суда, но и пиратские, впрочем, аскоманские купцы иногда бывал и пиратами. Так что воспылали жаждой мести еще и купцы из Хедебы, вот только мысли и деяния купцов идут иными путями, чем у воинов. На своем тайном собрании решили они, что следует поменять в Витляндии князя на такого, который согласится с их предложениями и разрешит их судам войти в Висулу. Точно таким же образом поступили они и в Юмно, где князь Хок поначалу не соглашался с тем, чтобы корабли аскоманов заплывали в реку Вядую, называемую еще Оброй, по которой они плыли против течения вплоть до края богемов, торгуя не только с ними, но и с могучим князем Ростиславом,