Память мёртвых на Весах Истины - Анна Александровна Сешт

– Именно так.

– Но это… несправедливо!

– Увы, справедливость не всегда торжествует настолько же блистательно, как в древних гимнах.

– И всё же ты не веришь, – настаивал меджай. Почему-то это было очень важно.

– Да. Но выступить за него в открытую тогда было не в моих интересах. И даже не в интересах Владыки.

– Удивительно, что он не возненавидел всех…

– В его сердце, безусловно, воцарилась горечь, – Таа грустно усмехнулся. – Но его любовь к Кемет была сильнее. Он заявил, что не желает более иметь ничего общего с придворной жизнью, и уехал в Дельту. В последний раз его видели на дальних восточных рубежах, в одном из гарнизонов, защищающих нас от союзов кочевых племён пустыни. По крайней мере, так доложили мои осведомители. Времена неспокойные, да и он предпочёл скрываться. Иным мало было просто оклеветать его…

– И теперь ты желаешь, чтобы мы нашли этого человека, которого может даже не оказаться среди живых, – голос Шепсет звенел скепсисом.

– Для начала – подтверди мне, что его нет среди мёртвых, – улыбнулся Таа. – Это ведь не составит тебе труда, Хекерет-Нэсу? И если надежда остаётся… я открою вам свои пути, чтобы хоть немного облегчить поиск. Видите ли, нельзя просто раскрыть заговор и убрать «всех недостойных». Если бы всё было так легко, как в героических песнях! Нет, – отрезал он в ответ на полные надежды взгляды меджая и жрицы. – Я должен предложить народу и, главное, другим влиятельным особам, способным склонить чашу весов в нашу пользу, достойного претендента. А кто подойдёт на эту роль лучше? Разве не тот, кого наш Владыка Рамсес сам выбрал себе в преемники? И, между прочим, так и не называл других имён. Смею заверить вас: не потому, что не успел. Времени у него было предостаточно.

Шепсет всё это время смотрела куда-то в сторону, украдкой сминая пальцами тонкую ткань своего калазириса. Почему-то то, о чём говорил Таа, каким-то образом задевало её. Нахт чувствовал, что не понимает что-то очень важное – слишком далеко он стоял от придворных дел.

– Ты сможешь сделать это для меня, Шепсет? – доверительно спросил чати. – Сможешь узнать у мёртвых?

Жрица коротко вздохнула и, наконец, кивнула.

– Смогу, господин. И не стану медлить, раз уж таково условие твоей помощи.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Таа. – Что ж, на сим я, пожалуй, отправлюсь отдыхать, да и вам советую отдохнуть после этой необыкновенной ночи. Всё же путешествие к сердцу Нубта требует определённых сил и от тела, и от сердца, и от разума. Завтра будет новый день, и нас ждут великие дела.

Странно было, что он не отсылает их, а сам поднимается, собирает доску сенет и удаляется. Нахт смотрел на щедрые остатки утренней трапезы. Для многих жителей селений Восточного Берега Уасет здесь был настоящий пир, ну а чати с лёгкостью оставлял это за спиной. Меджай взял ещё немного хлеба и сыра, переставил поближе блюдо с фруктами. Тело отчаянно требовало восполнения сил, словно он голодал не один день. Невольно даже закралась мысль, что они провели не одну ночь в святилище Нубта.

Что ж, теперь, когда вельможа ушёл, можно было уже не смущаться и не делать вид, что для утоления голода ему пищи нужно не больше, чем певчей птичке. Не забывал он делиться и с чёрной собакой, которой тоже были не чужды простые земные удовольствия.

– Как ты можешь есть после таких разговоров? – не выдержала Шепсет.

Нахт даже перестал жевать и удивлённо посмотрел на девушку.

– А что не так? Нас же угощают.

– Да не в этом дело! Просто… ай, да что там говорить, – она расстроенно отмахнулась.

– Что тебя так встревожило?

– Ты хочешь сказать – что из всего? – она невесело усмехнулась. – Просьба чати, которую мы не можем не исполнить. Поиски наследника. А ночью? Где мы оказались и с кем говорили… Тебя это совсем не тревожит?

– Я предпочитаю об этом просто не думать, – признал меджай, закидывая в рот ещё несколько орешков. – То, что для тебя привычно, для меня… ну… Хотя, пожалуй, после произошедшего в гробнице в Сет-Маат принимать какие-то вещи мне легче.

И всё же ему хотелось понимать больше. Покончив с мягкой ароматной лепёшкой, меджай решился спросить.

– Мне не показалось? – воин заставил свой голос звучать почти беспечно. Сделать это оказалось не так трудно, потому что разум просто не мог охватить и осмыслить всё произошедшее. – Тот жрец, вышедший к нам, и правда был… мёртвым?

Шепсет скованно кивнула.

– Ну дела… Думать обо всём этом как о странном сне куда проще. А остальные? Как считаешь?

– Живые и мёртвые… я не знаю, – тихо признала жрица и обняла себя за плечи. – Я не знаю даже, жива ли по-настоящему сама.

На этих словах псица, лежавшая между ними, вскинула голову и озабоченно посмотрела на девушку, словно чуяла сомнения, одолевавшие её подопечную.

«Ты стоишь гораздо ближе к нам, чем к нему», – так ей сказал тот… мертвец. Жрец был иссушен временем и бальзамирующими составами настолько, что это нельзя было списать на игру света и тени. Просто Нахт уже не мог в тот момент позволить себе изумляться, а уж тем более ужасаться. Да и сейчас не то чтобы мог признать до конца увиденное и услышанное.

– Эй, – тихо позвал воин. – Мы уже это как-то обсуждали, помнишь?

«Не говори так. «Умерла», «при жизни». От этого не по себе становится. Да и будь ты мертва, мне бы не приходилось охранять нас ночью – ты бы стояла в дозоре без устали. А уж сколько б еды мы сберегли!»

Шепсет снова кивнула, но смотрела на него так потерянно, что сердце кольнуло от жалости. Глаза у неё были огромные, тёмные, бездонные. В её взгляде отражалась какая-то совсем не юная мудрость, словно ей довелось увидеть то, что для обычных людей не предназначено. Но ведь так оно и было! Каково это – видеть одновременно и мир людей, и Дуат? Каково умереть и вернуться? Нахт не был уверен, что хотел знать.

Вместе с тем Шепсет оставалась просто девушкой, которая не просила о такой судьбе, не желала оказываться в сердце всех этих событий, обрушившихся на неё. И не желала, чтобы обычные люди боялись её из-за каких-то великих задач, возложенных на неё Богами.

«Не бойся меня». Эта тихая просьба оставила в нём отпечаток даже сильнее, чем он думал, поднимая внутри какую-то необъяснимую нежность. Хотелось закрыть её, защитить.

– Я не боюсь тебя, – тихо заверил девушку Нахт и осторожно коснулся