Жена с условиями, или Три наволочки из свадебного платья - Ольга Обская

Когда Виола сказала: «Кажется, здесь время остановилось», — Поль мысленно ухватился за её слова — в них было то, что он чувствовал в этот момент — чувствовал, как запах.

Остановленное время.

Вот он — новый аромат. Новый проект. Новая коллекция.

Поль уже мысленно представлял её облик: тонкие сандаловые ноты без горечи, старые розы без приторности, слегка влажный дубовый мох, светлая древесина. А ещё крошечная капля чего-то хрустального, напоминающего холодное стекло старого окна в промозглое утро.

Шагая по коридору, он едва замечал окружающее. Открывал одну дверь за другой, наугад. Искал место, где он мог бы систематизировать мысли. Поль сожалел, что находится так далеко от своей столичной парфюмерной лаборатории. У него в голове крутились формулы, с которыми необходимо было срочно поэкспериментировать. Или хотя бы записать их на бумаге. На третьей попытке он наткнулся на комнату, которая могла бы помочь осуществить задуманное.

Обычная дверь с потёртой бронзовой ручкой, но когда он открыл её и вошёл, что-то внутри отозвалось на здешнюю атмосферу.

Это был кабинет. Или, скорее, кабинет в отставке — с поблекшими, но всё ещё благородными обоями, с высокой книжной полкой, загромождённой томами, в которых, казалось, хранились заклинания забытой эпохи.

На массивном письменном столе в глубине комнаты стояла покрытая пылью чернильница. Рядом валялись перья — некоторые ещё годные. Поль машинально проверил чернила: высохли, конечно. Но привычка искать решения не подвела — в одном из ящиков он обнаружил запечатанный бутыль с чернилами, покрытый лёгким налётом старины, но ещё вполне целый.

Заполнив чернильницу уверенным движением, он достал бумагу, взял перо.

И начал писать.

Мысли лились свободно, как давно не бывало. Формулы, сочетания, отдельные ноты, образы:

«Герань в дымке».

«Кедр после дождя».

«Отзвуки шалфея».

«Сухая роза под старым стеклом».

Он писал без остановки. Страница за страницей, набросок за наброском. И с каждой линией, с каждой мыслью в сердце нарастало забытое ощущение — азарт. Восторг творца, впервые за долгое время оказавшегося на грани открытия.

Когда он наконец поднял голову, свеча трепетала в тишине, а чернила на последней странице ещё блестели влажным светом.

Поль откинулся на спинку тяжёлого стула и впервые за весь этот странный вечер по-настоящему улыбнулся.

Теперь, оглядевшись свежим взглядом, он заметил, что кабинет вовсе не был мёртв. Напротив — он хранил в себе что-то живое. Поль подошёл к окну — отметил его впечатляющий размер. Днём тут будет очень светло. В углу за ширмой обнаружилась уютная софа, обитая выцветшей, но чистой тканью и несколько стеллажей с книгами, в основном по ботанике. Даже воздух здесь был особенным — пах старыми чернилами, деревом и чем-то ещё... неуловимо родным.

С неожиданной уверенностью Поль подумал, что именно здесь он и обоснуется.

Он вернулся за письменный стол, чтобы ещё раз пробежать глазами свои записи, но первые отблески реальности уже начали возвращаться после творческого прилива.

Вообще-то, впереди его ждала отнюдь не творческая работа. Необходимо было налаживать быт. Где-то по дому сейчас бродят две барышни, о которых он обязан позаботиться. И с ними ещё это белое кудахтающее чудовище. Сам Поль мог довольно долго обходиться малым, но барышням потребуется много всего, например, горячая вода, а он понятия не имел, в каком состоянии водопровод. И для решения всех этих бытовых проблем ему нужны слуги и управляющий, которые сделают из красивой руины хоть сколько-нибудь пригодный для жизни дом.

Поль нахмурился. Завтра нужно будет начинать поиски. И, зная, как обстоят здесь дела, этот процесс может занять… неделю? Месяц? Прекрасно. Просто потрясающе.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

Поль обернулся.

— Войдите, — произнёс он, скорее машинально.

Дверь скрипнула. На пороге стоял пожилой мужчина в великолепной синей ливрее, с двумя рядами позолоченных пуговиц и безукоризненно белыми перчатками. Поль уставился на него в полном недоумении.

Мужчина склонил голову в лёгком поклоне.

— Огюстен, к вашим услугам, сударь, — произнёс он с достоинством. — Дворецкий.

Поль моргнул.

— Дворецкий?

— Да, — с невозмутимой вежливостью подтвердил он. — А также час назад назначен вашей супругой временно исполняющим обязанности управляющего.

Удивление Поля выросло до таких масштабов, что в голове образовалась звенящая пустота.

Супруга? Назначила? Час назад?

Он едва удержался от смеха. И в то же время почувствовал странное чувство восхищения. Малышка Натали, только что прибывшая в этот разваленный замок, за какой-то жалкий час сумела сделать то, на что он отводил себе неделю: найти первого слугу и найти управляющего… Пусть это пока совмещается в одном человеке и пусть Огюстен выглядел так, словно застал ещё расцвет Вальмонта пятьдесят лет назад — в его манерах, осанке и в этой безупречной ливрее ощущался редкий профессионализм.

Тем временем Огюстен, не обращая внимания на внутренние катаклизмы Поля, продолжал:

— Я пришёл сообщить, что ужин накрыт в обеденном зале. Ваша супруга уже ожидает вас, сударь.

Это заявление окончательно подкупило Поля. Он внезапно вспомнил, как зверски голоден. Кажется, последний раз он ел часов восемь назад, причём трапеза ограничивалась парой печений из дорожной корзины Виолы.

Поль поднялся из-за стола с лёгкой улыбкой, бросив последний взгляд на свои наброски. Жизнь в Вальмонте началась быстрее, чем он ожидал.

— Благодарю вас, Огюстен, — произнёс он с неожиданной для себя теплотой и последовал за дворецким в коридоры старого дома, который вдруг перестал казаться ему источником сплошных проблем.

ГЛАВА 23. Подарок, совпадение и лоскутки памяти

Натали стояла у окна и ловила себя на мысли, что влюбиться в комнату — это, возможно, не так уж безумно, как кажется. Среди промозглого запустения Вальмонта — это был островок уюта — нежный и светлый. Здесь всё было выдержано в сиреневых оттенках: старинные обои с лёгким узором полевых цветов, немного выцветшие, но это только добавляло им шарма, лёгкие шёлковые занавески, мебель — из светлого благородного дерева с сентиментальными фарфоровыми ручками.

Уют был не напускным, а живым, тёплым — словно его собирали по крупицам, чтобы кто-то уставший мог почувствовать себя дома.

Что примечательно, любому, кто сюда войдёт, первым делом бросилось бы в глаза лоскутное покрывало. Оно гордо раскинулось на аккуратно застеленной кровати. Мягкий бархат вишнёвого цвета соседствовал с нежным шёлком в мелкий горошек, плотная парча с тончайшим муслином и потёртыми квадратиками старого ситца с расцветками, какие давно вышли из моды. У каждого лоскута — своя судьба, своя прежняя жизнь, но теперь они были соединены в одно удивительно гармоничное целое.

Эта комната могла бы покорить Натали, которая любила давать вещам вторую жизнь, одним только покрывалом. Но