В Тёмное Царство - Раймонд Элиас Фейст

Не удостоившись проверить, повинуются ли ему, лорд развернулся к резной дубовой двери в левой стене. Её отполированная поверхность в тусклом свете пульсировала магической энергией — явное предупреждение: дверь зачарована, и лишь избранные могут открыть её без вреда.

Аруке приложил ладонь, и створки бесшумно расступились.

— Жди снаружи, — бросил он Нолуну, вынимая факел из подсвечника.

За дверью оказался короткий коридор, завершавшийся очередной зачарованной дверью.

— Глупо скрывать защитные чары, — проворчал Аруке, открывая вторую дверь. — Я не ставлю ловушек, а чародеи берут бешеные деньги за такие излишества.

При упоминании чародеев Валко почувствовал знакомое сжимание в животе. Он знал, что по-детски поддаваться страхам — слабость, но истории о злых чародеях и таинственных песчаных магах были излюбленными ночными страшилками, а мать привила ему стойкое недоверие к тем, кто мог сотворить нечто из воздуха, бормоча заклинания и выводя в воздухе загадочные узоры.

Комната оказалась простой, но… прекрасной, если это слово можно было употребить без опаски. Красота всегда внушала подозрения, как учила мать Валко. Она ослепляла глупцов, мешая разглядеть истинную ценность вещей, ведь часто прекрасная оболочка скрывала пустоту.

Аруке обставил помещение скупо: два кресла и сундук. Даже каменный пол оставался голым — ни шкур, ни ковров, ни стеганых покрывал. Но в этом была своя красота: каждый камень тщательно отполирован, и странная порода отражала факельный свет, словно поверхность усыпали толчёными самоцветами. По стенам пробегали переливы цветов на грани видимого спектра, намекая на чуждые энергии.

Словно угадав мысли юноши, Аруке, устанавливая факел в подсвечник, произнёс:

— У этой комнаты лишь одно назначение. Здесь я храню самое ценное.

Он указал Валко на кресло у единственного окна.

— Я прихожу сюда размышлять. Игра света на стенах… освежает ум. Иногда я беседую здесь с теми, с кем можно говорить откровенно.

— Кажется, я понимаю, отец.

— Именно об отцовстве я и хочу поговорить.

Аруке откинулся на спинку кресла, и на мгновение в его позе появилось что-то похожее на расслабленность.

Валко насторожился: возможно, это ловушка, провокация для ранней атаки. Ведь нередки случаи, когда новоиспечённые наследники пытались захватить власть. В каком-то смысле это казалось Валко логичным: этот человек, пусть и отец, до недавних пор был абсолютно чужим, смутным образом, который он не мог представить даже после бесчисленных расспросов матери.

Он ждал.

— Наш обычай велит ставить силу превыше всего, — наклонился вперёд Аруке. — Мы — жестокий народ, почитающий насилие и власть.

Валко сохранял молчание.

Лорд изучающе смотрел на него, затем неожиданно признался:

— Я прекрасно помню твою мать.

Валко снова промолчал.

— Ты уже познал женщину?

Юноша оценивающе посмотрел на отца, пытаясь понять, какой ответ тот ждёт. Наконец произнёс:

— Нет. Моё Сокрытие проходило в уединённом…

— Мне не нужно знать где, — резко прервал Аруке. — Ни один отец не должен знать, где скрывали и воспитывали его выжившего сына. Иначе… может возникнуть искушение уничтожить это место во время следующего Очищения.

В его голосе вдруг прозвучало нечто, отдалённо напоминающее смешок:

— А если там растят сильных сыновей… это было бы расточительством.

Валко неожиданно выпалил:

— Так же расточительно, как убивать чужого сына, проигравшего с минимальным отрывом?

Лицо Аруке осталось каменным, лишь едва заметно сузились глаза.

— Подобные вопросы граничат с богохульством.

— Я не смею оскорблять Темнейшего или Его Орден, отец. Просто задумался: а если сегодняшний побеждённый был искуснее воина, победившего в другом замке, в другом поединке? Разве не расточительно лишать Орден умелого бойца?

— Таинственны Пути Его, — ритуально произнес Аруке. — Подобные долгие размышления — удел молодых. Но держи их при себе или делись лишь с теми, кто связан обетом молчания: жрецом, Прислужником или… — он неожиданно хрипло рассмеялся, — или Эффектором вроде твоей матери.

Лорд задумчиво посмотрел в окно на мерцающую поверхность далекого моря, где переливались таинственные огни.

— Мне рассказывали о землях, где солнце светит так ярко, что воин сгорит за часы без защитных чар. Там живут слепцы, не видящие великолепия, привычного нам. Они различают лишь блеклые цвета, не слышат Божественного Гласа в небесах или вибрации Мироздания под ногами.

— Я видел слепца, служившего Прислужнику, — невпопад заметил Валко.

Аруке ритуально сплюнул и совершил защитный жест.

— Лишь в их проклятых обителях можно увидеть подобное уродство. Жаль, что тебе довелось столкнуться с этим в юные годы.

— Прислужники, конечно, полезны. Одному Темнейшему известно, что без них я бы не сидел здесь после стольких битв. Но эта их… забота о слабых… — его лицо исказилось от отвращения.

Валко промолчал. Вместо отвращения он ощущал жгучее любопытство. Как слепец мог быть полезен? Мать лишь уклончиво ответила: «Наверное, они находят в этом пользу». Эти мысли явно относились к тем «долгим размышлениям», о которых предупреждал отец — лучше держать их при себе.

Аруке откинулся в кресле:

— Женщину… Тебе нужно найти женщину… — Он задумался. — Но не сегодня. Ты достойно держался, но я знаю твои раны, крови потеряно слишком много. Через пару дней, может быть.

Его взгляд стал отсутствующим, но спустя мгновение он продолжил:

— Твоя мать была той, кто… Она говорила о странных вещах. После соития лежала рядом и размышляла… обо всём на свете. Уникальный ум.

Валко осторожно кивнул:

— Даже другие Эффекторы в моём Сокрытии не походили на мать. Одна сказала, будто та видела то, чего там не было.

Глаза Аруке расширились, и Валко понял, что едва не совершил роковую ошибку. Малейший намёк на безумие матери мог стоить ему жизни. Он быстро поправился:

— Возможности. Она видела возможности.

Аруке рассмеялся.

— Она часто говорила о возможностях. — Его взгляд снова устремился в окно. — Порой её речи граничили с… скажем так, лучше бы их не слышали Иерофанты. Духовник велел бы ей покаяться, молить о прощении, чтобы внутренняя тьма взяла верх. Но в её настроениях и сущности было нечто… притягательное.

Он опустил глаза на сцепленные руки:

— Однажды она вслух поинтересовалась, каким бы вырос ребёнок, воспитанный у отцовского колена.

Валко резко открыл рот от изумления, но тут же сомкнул губы.

— Такие мысли запретны, — прошептал он.

— Да, — грустно усмехнулся Аруке. — Но ты знаешь твою мать лучше меня. Из всех, кто заявлял о рождении моего наследника, именно её я вспоминаю… чаще всего. — Он поднялся. — Я часто размышлял, каким ты окажешься, унаследовал ли что-то от её натуры.

Валко тоже поднялся.

— Признаюсь, она заставляла меня мыслить… необычно, — осторожно произнёс он, — но я никогда не отступал от Его Учений. И… я игнорировал большую часть её наставлений.

Аруке рассмеялся:

— Как и я игнорировал свою мать во время Сокрытия.

Он положил руку на плечо сына, сжал его