Капитан Ненависть - Лена Тулинова

— Хороший вопрос, — похвалил Ринальт. — Что ж, слишком долго таить от тебя ответ было нельзя. Ты бы выпытала это у Неспящих, хотя тебе пришлось бы добраться до самого Головы. Каждая жизнь — это несколько украденных у человека лет. И одна капля в мой флакон. Каждый год, каждая такая капля — это минута жизни, которую я могу присвоить. На мою магию тратится жизненная сила — по большей части моя. Я не хочу отдавать ни одной лишней минуты, и потому…

Он достал из маленького кошеля на поясе драгоценный флакон. Полюбовался на рубиновую жидкость в нём.

— Я коплю чужие. Они все мои.

— Но сюда много не влезет, — заметила Линда. — Как это…

— Теперь спрошу я, — мягко промолвил принц. — Когда ты умерла — ты ведь должна была очутиться в покоях Семерых. Что ты там видела?

— Ничего, — пожала плечами Хасс.

К такому ответу Ринальт не был готов.

— Но слышала?

— Моя очередь, — улыбнулась женщина. — Итак, много в этот флакон не влезет. А я вижу, что ты убиваешь много. Третий день мы здесь, и третий день трупы пленных или просто несогласных вывозят из города хоронить в поле. Что ты делаешь с… излишками?

Ринальт засмеялся и покачал головой: отвечать не хотелось. Но что поделаешь? Ей всё равно придётся это узнать. Впереди у них вечность, и утаить такое, живя с женщиной, невозможно. Рано или поздно эта тайна перестанет быть таковой. Поэтому Ринальт открыл флакон и поднёс его к лицу. Вдохнул запах чужих жизней, похожий на смесь ароматов вишнёвого сока и крови. А затем капнул пару капель в бокал с вином.

— Пью за нашу безупречную супружескую пару, любимая, — сказал он. — А я ведь и вправду полюбил тебя.

Это Ринальт сказал скорее для того, чтобы убедить себя. Он не был уверен, что когда-нибудь по-настоящему полюбит Линду Хасс — генерала Ненависть. Но считал, что чувствует к ней что-то вроде привязанности. В конце концов, ни одна женщина не вызывала в нём таких чувств и не заставляла перестать думать о Вилмир.

Линда с удивлением и ужасом смотрела, как принц пьёт кровавую жидкость с парой капель из флакона. От этой смеси внутри Ринальта Мэора словно всё ожгло, не оставляя даже углей и пепла. Выжженный начисто, он с трудом подавил стон. Когда глотнул этого снадобья впервые, то не смог вымолвить и слова, да что там — даже вдохнуть как следует не мог. Лежал на холодном полу в своей опочивальне и думал, не лучше ли было навеки остаться в покоях Семерых, у ног Ви. И слёзы текли по лицу. Но с первой капли прошло уже много времени. Теперь уж Ринальт легче переносил эту жуткую, выжигающую всё живое боль.

— Так я… продлеваю себе жизнь. И я намерен выпить много, очень много, — заговорил он внезапно севшим до медвежьего ворчания голосом. — Так много, как только сумею. Я же говорил тебе, что намерен жить вечно. Теперь скажи мне, Хасс, что ты слышала там, в покоях Семерых богов смерти?

Линда растерянно хлопнула ресницами.

— Я слышала, как говорят Ви и Морти. Они так звали друг друга. Хихикали, болтали вперебой… будто бы они брат и сестра.

— Так и есть, — кивнул Ринальт.

— Ты вот сказал, будто Вилмир этого Морти терпеть не может. Только вот мне показалось, что они дружны.

— Возможно, их что-то временно объединило, — Ринальт тоже вздрогнул.

Показалось, что по ногам потянуло холодным сквозняком.

— Спрошу ещё, — сказала Линда. — Что бы будешь делать, когда люди закончатся?

Её лицо вдруг стало жёстким, жестоким. Будто она уже решила убить его.

— Люди? Закончатся? — удивился Ринальт. — Разве мужчины перестанут желать женщин, а женщины — рожать одного за другим? Я буду хорошим правителем, Линда. Я сделаю всё, чтобы им хорошо жилось, любилось и рожалось. Какое-то время я буду заниматься мёртвой армией, которой станешь руководить ты, моя любимая. Затем мы с тобой постепенно расширим наши владения. Пожалуй, тут и пригодится наша девочка, мы выгодно выдадим её замуж и присоединим к Авее какое-нибудь королевство. Мы будем убедительны и прекрасны, все захотят быть присоединёнными к Авее. Людей меньше не будет — только больше, больше и больше, Хасс. На твоём месте я бы больше опасался, что твои убийцы устанут умирать ради того, чтобы ты испытывала радость жизни.

— Ты обманул меня, — произнесла Линда. — Тогда, когда я тебя спрашивала, ради чего твоим войскам идти за тобой. Ты сказал, что не будешь использовать… использовать людей. Сказал, что не будешь сгонять их в загоны и растить на убой.

— Если и соврал, то совсем немного, — ответил Ринальт.

Она прикусила губу, словно сдерживая крик. Боли или гнева. Странно, Ринальт видел, что Линда испытывает при нём человеческие чувства, хотя её цели ещё должны были оставаться далеко. Достаточно далеко, чтобы она была бесстрастной. Но все три дня, что они провели во дворце Гергольда, Линда вела себя… по-человечески.

— Может ли быть, чтобы у ревенанта было две цели? — спросила она.

И одновременно Ринальт задал свой вопрос:

— У тебя две цели?

И они оба тут же кивнули.

— Одну цель тебе диктовали боги. Вторую ты выбрала сама, — медленно сказал Ринальт. — Вот мы всё и выяснили. Видно, Морти не понравилось, что я забрал себе дар, предназначенный королю.

— Если ты поделишься этой… жидкостью, — Линда явно хотела сказать «гадостью», это было видно, — с другим. Что будет?

— Поверь, ничего хорошего, — ответил Ринальт вполне честно. — В чистом виде этим нельзя ни исцелить, ни оживить… ни сделать лучше. Если этим напоить больного, он скорее всего не выдержит боли. Если мёртвого — он, думаю, живее не сделается.

Линда еле слышно вздохнула.

— Жаль.

Затем она встала и залпом допила из своего кубка вино, уронив на грудь пару капель.

— Ты любишь меня? — спросил Ринальт.

— Я думала, игра закончена, — ответила Линда. — Мы ведь уже потеряли очерёдность.

— Скажи просто так.

— Я была готова тебя полюбить. Но я всего лишь ревенант, нежить. Мне не дано.

Ринальт скомкал серебряный кубок, словно бумагу. Остатки вина, подобно крови, засочились между пальцами. Уму непостижимо, как можно настолько рьяно желать ту, что приводит в бешенство? Как может раздражать та, без которой уже трудно представить жизнь…

Она была послана убить его и отнять флакон. Она с самого начала была с ним ради этого. Дар, которым нельзя пренебрегать, и она же — смертельная опасность для принца. Линда начала догадываться ещё тогда, когда он привёл её в темницу, чтобы