Фея-Крёстная желает замуж - Яся Белая

…проворный след ловко вырывается из лап Мурчелло и, резиново шлёпая по полу, направляется к выходу.

Мурчелло с воплем:

— Стоять, мяааауу! — срывается следом.

А за ними и Хмурус.

И я.

Наконец, костеря всех, кто сорвал ей девичник, выбегает и Злобинда.

Хмурус продолжает преследовать след. А мне удаётся перехватить котяру (всё-таки у крыльев есть свои преимущества), оттащить за угол и поднажать на него:

— Это же его след? Кудесника? Что он делал в этой части здания? Тут же дортуары студенток!

Мурчелло вживается в стену и округляет и без того огромные радужные глаза:

— Мяв-женщина, ты спятила? Это просто след! Он бегал, я поймявл, инстинкт у мявня!

— Но ты ведь сказал, что напал на след?

— Айсель! — он щёлкает пушистыми пальцами у меня перед носом, как делают, когда хотят проверить реакцию. — Вернись! Конечно, напал, раз поймал. Да и был он не здесь, мыв же оттуда, — тычет когтем вверх, — упали.

Это точно. И чего я всполошилась! И вообще, дался мне тот кудесник! Пусть сам за мной бегает!

— Но так чей же это след?

Мурчелло пожимает плечами.

— Я же сказал, просто след. Лежал себе. Потом прыгать начал. Кто-то определённо оставил его. Но кто — неведомо. Бывает же, остался след в истории. А чей — не помявнишь.

Вздыхаю.

— Ну, раз так, пойдём. Уж Хмурус точно изловил и уже, наверное, препарирует.

Однако когда мы с Мурчелло подлетаем, из кабинета Хмуруса доносится душераздирающий крик.

— Да он там не след режет, а Злобинду! — пугаюсь я и резко открываю дверь в лабораторию… и замираю на пороге.

Снова клубится дым, но в этот раз не зелёный, а сизый, уходящий в черноту. С тошнотворным запахом жжёного сахара и ванили.

Сама она одета в красное и вызывающее.

И белый передник поверх нарядного атласного платья смотрится нелепо, но её, кажется, ничуть не смущает.

Она немного всклочена, но ей как всегда идёт.

Сейчас её изящные ладони спрятаны в грубые рукавицы, а в руках — поднос, на котором горка сгоревших пирожных.

Видимо, и крик принадлежал ей — ну ещё бы, сладости сгорели!

В этом вся она, моя заклятая подруга Иолара, Ведьма Пряничного Домика.

Увидев меня, любительница сладостей роняет поднос. Чёрная труха пачкает безупречный фартук.

— Ты! — восклицаем мы одновременно, сверля друг друга взглядами.

— Что ты здесь делаешь? — она говорит первой и отряхивает одежду.

— Работаю, — отзываюсь я. — А ты?

— А я на свадьбу к сестре приехала.

— К сестре?

Иолара хмыкает и поворачивается к Злобинде.

— Ты ей не сказала?

Та разводит руками.

— Ты же сама сказала, что хотела сделать сюрприз.

Последнее слово Злобинда закавычивает пальцами.

— Ах да, точно. Но это не повод не вспоминать о родственниках.

— Но ты ведь тоже не говорила, что знакома с Айсель.

Иолара прыскает в кулак.

— Айсель? Ну и имечко! Мяв-кун что ли придумал?

На её смешок оборачивается Мурчелло. Вся морда в сливочном креме, одной лапой обнимает кастрюлю, другой — выгребает лакомство и слизывает с подушечек пальцев.

— А что, хмяврошее же имяв!

Но его, кажется, не слышат.

Иолара зеленеет, прямо, как Хмурус, а глаза её, наоборот, чуть ли не белеют от гнева.

И в повисшей звенящей тишине она произносит, чеканя каждое слово:

— Он. Сожрал. Мой. Крем.

В комнате темнеет, как пред бурей, которая, знаю точно, с минуты на минуту грянет.

Иолара загорается и полыхает. А когда она вспыхивает — лучше держаться подальше. Язычки пламени пляшут на тонких пальцах, разливаются по алой атласной юбке.

Женщина-огонь, в буквально смысле.

— Я зажарю тебя, — говорит она, устрашающе растягивая гласные. — И скормлю…

Попытку кого-либо зажарить в его лаборатории на корню пресекает Хмурус, окатывая горячую красотку водой прямо из полового ведра. Тряпка цепляется за шпильки с резными головками и свешивается мантильей, украшая изящную причёску Иолары.

— Дядя! — взывает она. — Ты спятил?

— Дядя? — кажется, мои брови переместились на лоб.

— Дядя, — подтверждает Злобинда.

— Угу, дядя, мур, — резюмирует Мурчелло, дожирая крем.

Да у них тут целое семейство собралось. Теперь-то понятно, почему Иолара превратила его лабораторию в кухню, а он стоически это выдержал.

Но сжигать свои личные апартаменты не позволит даже близкой родственнице. Что и заявляет, выдерживая её гневный, почти ненавидящий взгляд.

Мне становится её жаль. Парочкой взмахов волшебной палочкой я возвращаю её облику прежний вызывающий, но притягательный вид.

— Иди в гостиную, Иолара, — строго приказывает Хмурус. — Отдохни, остынь. А то не успела приехать — всё хлопочешь.

Она упрямо мотает рыжеватой шевелюрой.

— Я должна испечь сестре свадебный пирог! — и снова — к столу, где между колб и реторт белые дорожки муки.

— Обязательно, — всё тем же бескомпромиссным тоном продолжает Хмурус. — Но сейчас ты пойдёшь и будешь отдыхать.

Она кивает и мелкими семенящими шагами идёт к внутренней массивной двери, возле неё останавливается, окидывает нас добрым взглядом а-ля «я-ваша-бабушка-напекла-пироги», делает книксен и всё-таки уходит.

— Опять твои шуточки, Хмурус! — тихо рычит Злобинда.

— Иначе бы она не ушла, — холодно заявляет он, заклинанием очищает стол от последствий кулинарии, подзывает нас. — За дело! У нас тут прелюбопытный след.

Он кидает на стол тёмный блинчик, уже похожий на изрядно измочаленную тряпку.

— Взгляните на эти его края, — он обводит след, — видите, они уже сильно истрепались. Это говорит нам о том, что след оставлен давным-давно. Ну-ка, Злобинда, определи-ка нам его возраст?

Она кивает, рисует в воздухе пентаграммы, которые тут же подсвечиваются то красноватым, то золотистым сиянием. Кружат, словно листья по ветру, сменяют друг друга, вертятся шестерёнками…