Борьба за господство - Андрей Викторович Стрелок

Это была кодовая фраза. В квартире пахло сушеной рыбой и дешевым чаем. На столе — кружки, несколько банок консервов. Все выглядело почти по-домашнему, что само по себе было странно.

— С дороги небось устали, — сказал хозяин.

Каплан сел напротив, сделал глоток из кружки. Несколько наводящих вопросов — имена, детали прошлого, пароли. Все совпало, связной настоящий.

Жилплощадь встречала странным ощущением застывшего времени. На подоконниках пожелтевшие пластиковые цветы, в углу старый ковер, аккуратно подбитый гвоздиками, чтобы не сползал. Мужчина, назвавшийся Семеном, расставил перед гостями кружки, сам налил чаю из потрепанного заварника. Все это было так… по-обычному, что даже настораживало. Снаружи город, кишащий мутантами и патрулями, а здесь уют советской кухни. Каплан первым нарушил молчание:

— Ну что, Семен… как оно тут после конца света?

Собеседник медленно провел рукой по лицу. В его движениях была усталость человека, который слишком многое повидал.

— По-разному. Сначала хаос. Город разваливался, власть исчезла, люди друг друга жрали. Потом он пришел со своей бригадой. Этот Пророк… или как вы там его называете? У нас Странник.

Савельев подался вперед:

— И что изменилось?

— Все, — коротко ответил Семен. — Зараженных подчинил. Бандитов в петлю показательно. Народ начал в омег превращать. Мол, чтоб никто больше не боялся за завтрашний день. Улицы очистили, электричество кое-где наладили, порядок навели. Сначала думали, хуже некуда, а оказалось… жить можно.

Руденко прищурился, с нажимом спросил:

— А сам ты чего ж тогда не с ними, раз все так шоколадно?

Семен поставил кружку, взгляд у него стал твердым.

— Потому что мне не нужна жизнь в муравейнике. Там в их Единстве нет «„я“„, есть только “„мы“». Вроде и свобода на словах, а на деле все под одним знаменем. Людей делают стадом. Да, не убивают, не мародерят, но и самим собой ты уже не остаешься.

Волошин кивнул, делая вид, что принимает его слова как есть, хотя внутри все фиксировал: значит, в городе есть и недовольные, пусть и молчат.

— Странник сам в городе часто бывает? — спросил он осторожно.

— Видел пару раз, — ответил Семен, глядя в окно. — Высокий, весь в броне, словно кожа в панцирь превратилась. Говорят, он может через любого зараженного смотреть, будто глаза у него везде. Штаб у него вроде в северной промзоне. Но чаще скрывается. Не потому, что боится… наоборот. У него всегда свита: омеги, воины, эти… мелкие крылатые… Ну, вы их увидите.

Савельев вставил с усмешкой:

— И что, все ему молятся, как богу?

— Не молятся, — устало поправил Семен. — Боготворят. Порядок у него железный, нарушителей в расход. А кто в омегу обратится, тот уже против ничего не вякнет. Вот и живем, насильно вроде никого не принуждают становиться мутантом, но жужжат про необходимость «„прививки“» постоянно, типа вирус бесконтрольно мутирует и иммунитет может не защитить.

Каплан медленно кивнул. Теперь картина складывалась: у Странника власть не на страхе и не на подкупе, а на чем-то ином. Слишком уж системно все выглядело. Он отметил про себя: такое можно сломать только ударом в сердце, самого Пророка.

— Если бы мы хотели его найти… где шанс больше всего наткнуться?

Семен долго смотрел на них, словно решая, стоит ли говорить. Потом тихо произнес:

— У музея на площади Ленина иногда выступает с речами перед народом.

Семен достал из шкафа старую карту Петрозаводска и разложил ее прямо на столе, прижимая углы кружками с остывающим чаем. Пальцем он провел по промзоне.

— Вот тут, — сказал он, — Странник держит штаб. Старые корпуса заводов, ангары. Там кишмя кишит этими… развитыми. Патрули по крышам, внизу ходоки шастают. Попробуешь сунуться, сожрут, даже глазом моргнуть не успеешь.

Руденко склонился над картой, хмыкнул:

— Ну да, в такие места только дураки в лоб полезут.

Савельев прищурился:

— А говоришь, иногда он в людях появляется?

— Да, — кивнул Семен. — Раз в неделю, бывает, раз в две. На площади возле музея перед памятником Ленину, ставят трибуну, народ собирается. И он выходит с речами, как какой-нибудь вождь. Толкает проповеди, мол, будущее наше, зараженные и чистые — одно целое. И люди слушают, будто загипнотизированные.

Каплан тихо сказал, больше себе:

— Вот оно. Там его и брать.

— Ты недооцениваешь, — резко перебил Семен. — Площадь открытая, со всех сторон дома. Да, позиций для стрелка хоть отбавляй. Но уйти… будет нереально. Зараженные координируются не как стадо, а как спецназ под идеальным командованием. Пока твой стрелок передернет затвор, они уже будут знать, где он сидит.

Руденко цыкнул зубом:

— Значит, из снайперки — смерть в один конец.

Савельев задумчиво почесал шею:

— А если дроном? FPV, с зарядом грамм двести, может, кило тротила. Влетел и нет его.

Семен покачал головой.

— Броня Странника и его амбалов слишком хорошо защищает, сам видел их замес с бандосами в самом начале. Под ногами у панцирного граната взорвалась, а тому хоть бы что…

Повисла пауза. Каждый представил себе площадь, толпу, фигуру Странника на трибуне и себя, удирающего от толпы инфицированных.

Каплан сжал карту кулаком.

— Сложно не значит невозможно. Если появится шанс, мы его используем. Но, Семен, ты нам нужен. Одним мы тут вряд ли протянем.

Семен мрачно усмехнулся:

— Я и так уже перешел черту, пуская вас в дом. Ладно, посмотрим… Но помните: каждый промах здесь — билет в один конец.

— Слушайте, — заговорил Савельев, осторожно отодвигая кружку. — Если он там каждую неделю появляется, можно заранее заложить фугас. Ничего сверхъестественного, килограмм десять тротила, управляемый подрыв и трибуна вместе со Странником в клочья… У нас с собой достаточно добра припасено.

Семен тяжело вздохнул и покачал головой:

— Вы не понимаете. Здесь все не так, как в старом мире. Никакие камеры и дроны им не нужны. Каждый омега, каждый развитый, даже ходок — часть роя. Они видят, слышат, чувствуют куда больше, чем обычные люди. Стоит кому-то заложить заряд, сигнал разойдется по сотням голов. Вы даже щепку к зданию не донесете.

Руденко нервно скривился:

— То есть фугас сразу мимо?

— Почти наверняка, — подтвердил Семен. — Это не толпа идиотов. У них бдительность на уровне тотального контроля.

Волошин, до этого молчавший, наконец заговорил:

— Тогда все просто. Пуля в голову. Это единственное средство, в котором не бывает сбоев. Металл не спорит. Но нужен стрелок, тот, кто не дрогнет, и кто понимает, что обратной дороги не будет. Снайпер там смертник без особых шансов уйти, и надо сразу решить, кто из нас готов.

Повисла тишина. Взгляды пересеклись, каждый пытался не показать колебаний, но в глазах читалась тревога. Каплан, медленно