Глубины отчаянья - allig_eri

которую искренне любила и желала спасти. Но вместо неё увидела почти нагого ассасина посреди статуй Хореса и его приближённых, а также высшего жреца, распростёртого у его ног в луже чёрной, словно смола, крови, на которой играли искорки отражений.

Человека, способного слышать бога, как и сам Дэсарандес.

И теперь этот человек мёртв. Убит.

А вокруг ревут горны Челефи, предвещающие скорое нападение и штурм.

Таскол повергнут в смятение.

Наконец они вырвались из щелей улиц на относительно открытую дорогу, и рыцари веры инстинктивно перешли на рысь. Никакая всеобщая паника не могла изгладить знаменитое зловоние Канала Крыс. Ороз-Хор безмолвно господствовал над Дворцовым кварталом, её ненавистным домом, чьи мраморные стены блестели на солнце под медными кровлями…

Осталось недалеко, квартал знати располагался всего в паре километров отсюда…

Милена лихорадочно огляделась, не увидев ни струйки дыма, ни знака вторжения, и вдруг заметила маленькую девочку, рыдающую над женщиной, распростёртой на жёсткой брусчатке. Кто-то нарисовал знак Аммы на опухшей щеке ребёнка.

— Мама! Ма-а-ама-а-ама-а-ама-а-ама-а-ама! — надрывалась она.

Мирадель отвернулась, не позволив себе ни капли сочувствия.

Умер высший жрец Хореса.

Она не могла думать о том, что сделала. Она не могла сожалеть.

Теперь вперёд, к кварталу знати, где засели все самые ненавистные ей люди. Предатели, которые моментально уступили власть Силакви, стоило только ему показать железную перчатку силы. Люди, которые присягали на верность ей, своей императрице. Люди, которые клялись, глядя прямо в её глаза.

Именно к ним Милену вела тропа войны и пролитой крови.

Дорога становилась всё более пустынной, зато женщине начали встречаться собирающиеся войска, которыми владел каждый имперский аристократ. Личная стража наблюдала, стоя на крышах домов, за прочными, расписанными рунами заборами, за крепкими стенами и решётками окон. Их внимательные взгляды останавливались на ней и отряде рыцарей, но скользили мимо, не замечая в бродяжке своей императрицы. Не признавая её.

Тишина квартала никогда не переставала изумлять её. Даже улицы здесь, казалось, излучали тепло, нагревая воздух. Монументы, изваяния, покрытые чёрными и зелёными пятнами. Причудливые сады, устилающие площади. Возносящиеся колонны, замкнутые террасы, сулящие прохладу и полумрак.

От этого внутренний крик Мирадель звучал ещё более резко и тревожно.

«Ольтея! Пожалуйста! Нам больше ничего не грозит! Любимая! Я здесь, я вернулась!»

«Я победила!»

«Высший жрец мёртв…»

«Ты отомщена».

Милена не заметила, когда потекли слёзы.

Поместье Финнелона поднималось перед ней: высокие покатые крыши, увитые виноградной лозой колонны, беседки под тенями деревьев, яркий мрамор под лучами солнца, блеск меди и золота.

Тишина… приворожённая к этому месту.

— Именем императора Дэсарандеса, откройте ворота! — провозгласила она, а потом коснулась рукой рун, долженствующих определить ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ, родство и кровь. Даровать ей ПРАВО прохода.

И ворота распахнулись.

Вот только за ними не имелось ни испуганных слуг, ни стражников, ни магов, ни сионов или инсуриев. Пустота.

Поместье было брошено. Только следы… куцая вереница следов…

«Она тут!»

Милена запретила рыцарям веры следовать за ней. Всякий протест, который они могли бы высказать, остался непроизнесённым. Недоверчивой и неверной походкой шла она по мрачным залам огромного поместья. Скорее плыла, нежели шла, настолько велик был её ужас… Надежда, величайшее из сокровищ беспомощных, способность предполагать знание, недоступное обстоятельствам. И пока она скрывалась в покоях Лотти, Мирадель всегда могла надеяться, что её любовь сумеет спастись. Подобно рабыне, ей оставалось питаться и упиваться надеждой.

Теперь же перед ней лежала нагая истина. Истина и опустошение.

«Ольтея!»

Безмолвие… нутряное ощущение пустоты, овладевающее прежде бойким и бурлящим местом, если лишить его движения и жизни. Покинутые покои. Тусклые в сумраке золочёные панели, холодом дышали наполненные благоуханным пеплом курильницы — даже сценки, вышитые на шторах, казались бурыми и словно осенними.

Это место покинуто. Все кто мог, сбежал из города, не оставив даже слабых и ненужных. Никого.

А ещё здесь проходил бой. Лужи засохшей крови пятнали и марали полированные полы. Отпечатки сапог. Отпечатки ладоней. Даже контур лица, запечатлённый шероховатой бурой линией. В каждом встречном коридоре она искала бледный отсвет, всякий раз исчезавший при её приближении.

Скорлупа, раковина, понимала она — череп о многих покоях. Дом, где когда-то жила Ольтея и её ненавистный муж.

— Ольтея! — голос её скрёб пустынные недра дома, и силы его не хватало, чтобы породить эхо. — Это я-а-а!

«Следы… они точно её, — билось прямо в центре мозга. — Значит, она здесь…»

Милена начала поиски со спален, по памяти поднявшись туда, куда ранее никогда не приходила, даже когда пару раз останавливалась здесь с коротким гостевым визитом.

— Это я!

При всех несравненных навыках Ольтеи, она понимала, что в том состоянии, когда императрица её покидала, женщина не смогла бы адекватно позаботиться о себе. Рано. Было слишком рано.

— Ольтея!

Ничто не могло оказаться настолько отсутствующим — настолько недостающим, — как пропавшая вторая половинка. Которая всегда была рядом. Которая прижималась к ней с бездумным обожанием, лезла обниматься и просила, молила о поцелуе!

И пусть хмурятся жрецы, утверждая о недопустимости подобных союзов, пусть не одобряет общество! Что им известно об истинных чувствах? О ситуации, когда души переплетаются в единое целое, которое уже невозможно разделить?

— Проклятье!

Она застыла недвижно посреди обысканного ею мрака, напрягаясь, дабы услышать ответ на зов охрипшего голоса. Дальний шум кашмирских горнов едва мог прикоснуться к её слуху. Лишь звуки своего же сиплого дыхания.

— Где же ты?

Милена побежала по мраморным коридорам, надеясь, что Ольтея может оказаться умнее, решив не прятаться в собственных апартаментах, а скрыться в более верном и правильном месте — например в лазарете. Там, где могут найтись алхимические снадобья и лекарства.

Она неровно ступала, озираясь по сторонам, только озираясь, но не замечая ничего и не уставая искать её…

— Оли! Отзовись, молю тебя!

Императрица летела по огромному поместью, позолоченному лабиринту, бывшему домом той, кому она отдала своё сердце, которые ныне разбилось вдребезги.

Обезумевшая, сотрясаемая рыданиями, выкрикивающая её имя игривым мелодичным тоном.

«Такой и застанут тебя неотёсанные захватчики, — осознавала часть её души. — Такой кашмирцы найдут благословенную правительницу Империи Пяти Солнц…»

Одиноко бродящую в гостевом поместье, воркующую, визжащую, гогочущую, растерзанную на куски оскалившимся миром.

Она бежала, пока нож ещё не чиркнул сзади по её горлу, пока наконечники копий ещё не обагрили её бока. Она бежала, пока сами ступни её, всё стремившиеся умчаться друг от друга, не превратились в обеспамятевших от страха беженцев — пока собственное дыхание не стало казаться зверем, скакавшим рядом, вывалив красный язык.

— Оли!

Она упала, не столько споткнувшись, сколько обессилев. Пол отвесил ей пощёчину, ободрал колени — а потом усмирил боль своей