Синие звезды - Роман Романов

— Но я, правда, справлюсь, — попытался убедить мастера Джейк, но тот лишь усмехнулся в ответ:

— Подрасти, парень, там и видно будет.

— Но мне деньги сейчас нужны, у меня брат умирает! Я могу быть подмастерьем, я согласен на любую работу!

— Сочувствую твоему брату, — затеребив пальцами по столу, перебил мастер. — Пришел бы ты в нашу мастерскую лет двадцать назад, тебя бы, разумеется, сразу взяли в подмастерья, одним работником больше, эко дело, работа кипела жарко, ремесло было в почете. А сейчас, брат, один аквомор уважают. Поэтому брать лишних ртов мне незачем, да и не на что, самому бы концы с концами свести. Так что, извиняй малой, не то нынче время, чтобы в чужие беды вникать, — вздохнув, договорил ремесленник, а затем, закатив глаза, видимо уйдя в воспоминания лучших времен, с легкими нотками грусти добавил: — Вот помню, было время, во времена моей молодости, наша мастерская занимала аж целых пять цехов…

Джейк не дослушав, выскочил на улицу, испытывая неимоверное желание взвыть от отчаяния.

Куда еще податься, мальчик не знал, и потому, чувствуя давящую на грудь тоску, медленно поплелся домой.

— И чего они только с ним возятся? — услышал Джейк ворчание греющейся на крылечке соседнего дома старухи, которая с недовольным видом слушала доносящийся из их окна кашель Артура. -Все равно ж помрет, никто не может воспрепятствовать воле Акилина!

— Жаль, что дети отдуваются за грехи родителей, -подставив сморщенное лицо под светящие с неба бледные солнечные лучи, ответила ей сидящая рядом подруга. — Мы-то хоть свое пожили, Берта, а он совсем мал еще.

— И что с того? Все равно бы вырос таким же пьяницей и дебоширом -недовольно проворчала первая.- Яблоко от яблони далеко не падает.

— Все беды от потери нравственности, наказывает нас грешных Акилин, — зажмурив глаза от светящего с неба солнца, ответила подруга.

— И то верно, совсем люди стыд потеряли. Из этого тоже ничего путёвого не вырастет, -глядя в след заходящему домой Джейку, зло прошипела первая.

— Куда ж ты делась? Куда исчезла? Моя печаль…

Донеслась из переулка пьяная песня, прервав недовольное ворчание старухи. Старуха встала и, с тревогой глядя на подошедшего, произнесла, помогая войти в дом:

— Устал, небось, мой миленький, аккуратнее, аккуратнее, — поддерживая сына за руки, чтобы его не заносило в стороны, ласково произнесла она: — Иди поспи, мой дорогой.

Вторая старуха еще крепче зажмурила глаза, сделав вид, что задремала.

Джейк вошел домой и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать, закрыв глаза, боясь потревожить уснувшего от изнеможения брата, который даже во сне, сипло дыша, продолжал кашлять, содрогаясь всем тельцем.

В этот момент мальчик почувствовал, как кто-то обнял его за плечи, и, подняв голову, увидел севшую рядом с ним мать. На ее широко раскрытых глазах блестели слезы:

— У него на спине начали проступать синие пятна, — неестественно тихо, как будто боясь произнести это вслух, прошептала она.

Внутри у Джейка все сжалось в комок, и он почувствовал во рту неприятный привкус горечи. Как знал любой житель Лиции, когда у больного Синей чахоткой становится пятнистой спина, это может означать только одно: аквомор проел человека изнутри, а значит, жить больному осталось совсем недолго…

— Завтра мы еще раз пойдем в Синий госпиталь, и там… Артуру очень плохо, он… — не сумев договорить, мать беззвучно зарыдала, уткнувшись сыну в плечо, и Джейк, слушая сиплое дыхание брата, зарыдал в ответ.

Джейк слышал, как скрипнув, закрылась дверь за ушедшими в Синий госпиталь матерью с братом. Мальчик потряс головой, у него было ощущение, словно кто-то набил ее ватой, до того она была тяжелой. Как бы он хотел, чтобы прошедшая неделя была просто сном, в миллионный раз подумал Джейк, но это не было сном, и синеющая спина брата, обещающая Артуру скорую мучительную смерть, была жестокой реальностью, которую нельзя было изменить, лишь ущипнув себя, пробудившись от кошмара.

Мальчик встал и, словно в тумане, поплелся по узким улочкам Лицию на занятия в школу Акилина.

— Попробуйте только опозорить меня перед его святейшеством попечителем, неразумные, — услышал Джейк злое шипение учителя встречающего детей на крыльце школы.

Заметив у одного из учеников небольшую металлическую брошку, приколотую к пиджаку, учитель зло искривился, грубо схватив мальчика за грудки, подтащил к себе:

— Давай убирай это богохульство, — прошипел учитель. — На груди может висеть только знак Акилина и ничего более!

— Но это память о моей покойной бабушки, — прошептал в ответ, побелевший от страха ученик.

Учитель перекосился от недовольства и, сорвав брошку, кинул ее на землю, раздавив ногой.

— Желяст, что за шум? — окликнул учителя сидящий в здание попечитель.

— Один из учеников забыл надеть символ Акилина и очень расстроился из-за этого, ваше святейшество, — прощебетал учитель. -Вот мне и пришлось в который раз объяснять этому неразумному отроку, что в наш храм милосердия и взаимопомощи можно прийти в любом виде, всемогущему Акилину важны лишь наши помыслы, а не бренные вещи, — и, обратившись к ученику, проскрежетал сквозь зубы: — Двадцать ударов получишь на следующем уроке. А сейчас иди в класс…

И тут, заметив Джейка, учитель смолк, а на его ставшем пепельно-буром лице выступили капельки пота.

— Ничтожное отродье, — прошипел он, подскакивая к мальчику, хватая того за грязный, разорванный в некоторых местах плащ, — ты снова решил опозорить меня? Даже обладая теми мизерными мозгами, что вложил в твою тупую голову Акилин, можно научиться поддерживать себя в человекоподобном виде, достойном появления в нашем священном месте.

— У меня брат умирает, — не зная, зачем произнес Джейк, смотря на учителя затуманенным взглядом.

— Хоть все перемрите, грешники. В мире от этого не убудет, — также зло прошипел Желяст. — На следующем уроке, дабы хоть что-то отложилось в твоей пустой голове, ты получишь тридцать ударов, а сейчас убирайся прочь, и чтобы даже твоего зловонного духа здесь не было!

Джейк по-прежнему стоял, как вкопанный, наблюдая за тем, как закрывается дверь в класс, из-за которой до него донеслись слова, вновь преобразившегося в голосе учителя:

— Что отличает