Предатель - Энтони Райан

— И откуда же происходит вся гниль? — спросила она, вскинув бледное, но яростное лицо, и обвела публику требовательным взглядом. — Вот вопрос, который меня мучает. И признаюсь в неудаче, друзья мои. Я подчинюсь вашему суровому приговору, ибо в последние дни я была слаба. Позволяла себе погрязнуть в соблазне надежды. Надежды на то, что можно избежать предстоящей борьбы. Надежды на то, что можно спасти Алгатинетов и их продажных слуг, свернуть их с пути, на который их заманили. Теперь с этой слабостью покончено. Теперь я вижу источник их гнили. Вижу средоточие зла в этом королевстве, и не потерплю его больше. Малициты, друзья мои. Это они развратили Корону. Тихими обещаниями, тёмными извращениями они через раны раздора заражали тело этой земли, и теперь я знаю агентов их мерзости. Десятилетиями они беззаботно расхаживали среди нас, и мы их даже приветствовали. Мы их называем чародеями. Некоторые утверждают, что они прорицатели. Даже лекари. Говорю вам, они совсем не такие. Каэриты и их вредоносные ритуалы привели нас к этому перевалу. Пришло время нам положить этому конец.

По одобрительному рёву толпы стало ясно, что в очередной раз слова Помазанной Леди попали в цель. В последующие годы я узнал, что ненависть в людях возбудить намного легче, чем любовь — и, думаю, Эвадина этот урок выучила в гораздо более раннем возрасте.

— Отныне по закону Ковенанта все каэриты должны быть выдворены из королевства Альбермайн, — продолжала Эвадина, потрясая развёрнутым свитком, в котором, предположительно, был подробно расписан этот новый указ. — Всем просящим приказано советовать прихожанам избегать каэритов во всём. Никто из них не получит приюта от верующих. Никого верующие не накормят. Верующие не станут торговать или вступать в брак с каэритами ни в каком виде. Солдаты Ковенанта также предпримут необходимые шаги по розыску всех таких язычников в пределах наших границ и выдворят обратно в их владения, а если придётся, то и силой. Эта земля должна быть очищена, друзья мои. Очищена от колдовской мерзости, которая поставила её на колени. Но это лишь первая чистка. Чтобы по-настоящему излечиться от оскверняющей болезни, все — будь то простолюдины, Ковенант или дворяне — должны получить благословение от моей руки, ибо только в ней благодать Серафилей. Поэтому я призываю мальчика, которого называют король Артин Алгатинет, в Атильтор — получить моё благословение. Если же он откажется, то я отправлюсь в Куравель и буду настаивать на этом. Пойдёте ли вы тогда со мной?

Раздались, пожалуй, самые громкие крики из всех, что я когда-либо слышал, и они ясно дали понять, как сильно увеличилось в моё отсутствие число приверженцев в городе. Несмотря на это, криков я почти не слышал, глядя исключительно на Эвадину, которая по-прежнему размахивала своим указом, снова и снова выкрикивая своё требование. Толпа ревела с каждым разом всё громче.

— Вы пойдёте со мной? Вы пойдёте со мной?

Затем начался речитатив — нестройный хаос восхвалений сменился знакомым рефреном, который, как я надеялся, остался позади, когда Жертвенный Марш встретил свой кровавый конец в битве в Долине:

— Живём за Леди! Бьёмся за Леди! Умрём за Леди!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Дверь в покои Эвадины была закрыта и охранялась двумя незнакомыми мне вооружёнными просящими, мужчиной и женщиной, с настолько похожими лицами и фигурами, что они, вероятно, были братом и сестрой, и, возможно, близнецами.

— Леди причащается, милорд… — начал просящий-мужчина. На его угловатом лице отразилось раздражённое потрясение от моего рычания в ответ, когда я оттолкнул его в сторону и постучал в дверь.

— С дороги, блядь! — Под моим кулаком петли задребезжали, и доски затряслись. — Эвадина!

— Леди, — сказал просящий, сжав мою руку, — причащается.

Я повернулся к нему, уставившись в суровое, непреклонное лицо. Я много раз видел такие лица — такого нелегко запугать, и он излучает неумолимое чувство долга. Кем бы ни были эти двое, Эвадина хорошо выбирала себе охранников.

— Отойдите, милорд, — приказал он мне. От его хватки на моей руке мне пришлось сделать шаг назад, но только для того, чтобы вытащить меч.

Наверняка в этом коридоре пролилась бы кровь, если бы Эвадина не решила открыть дверь. Я ожидал, что она будет вести себя вызывающе. Вместо этого лицо, появившееся в проёме, казалось сдержанным, даже испуганным. Оно задержалось всего на мгновение, прежде чем исчезнуть в мрачной нише покоев.

— Лорд Элвин может войти, — услышал я её тихий голос.

— Ещё раз прикоснёшься ко мне, — сказал я охраннику-мужчине, протискиваясь в комнату, — и узнаешь, каково жить без руки.

Захлопнув за собой дверь, я заставил себя сделать несколько успокаивающих вдохов и повернулся к Эвадине. Она уже сняла доспехи и стояла в шерстяной шали, закрывавшей простые хлопковые штаны и рубашку. В камине полыхал огонь, но я увидел, как она дрожит, отводя от меня взгляд.

— Указ о выдворении? — спросил я. Несмотря на все попытки сдержать гнев, мой голос всё равно дрожал. Благодаря урокам истории Сильды я знал, что подобные прецеденты уже случались. Король Матис III выпустил такой указ против одного особо надоедливого клана вергундийцев. Совет светящих около века назад пытался вести подобную тактику, когда возникла раздражающе популярная секта, угрожавшая расколом. Но против каэритов таких указов до сих пор не было.

— Мне пришлось, — дрожащим голосом едва слышно пробормотала Эвадина.

— Вот куда отправился Уилхем? — я пошёл к ней. — Он не разбойников по лесам разыскивает. Ты его отправила собрать всех каэритов, каких только найдёт, и оттащить к границам.

— Мне пришлось, — повторила она, отступая. Её длинные волосы сегодня лежали непривычно свободно, закрывая глаза, которые испуганно смотрели мне в лицо.

— Каэриты. — Дойдя до неё, я почувствовал желание схватить её за плечи и стрясти ответы с её губ. Вместо этого я заставил себя остановиться, сердито глядя на её удручённое лицо за вуалью тёмных локонов. — Люди, которые меня спасли, вылечили и отправили назад к тебе. Одна из них ездит и сражается подле меня, и ты собираешься её вышвырнуть?

— Она может остаться. — За вуалью я разглядел просительный блеск. — Исключение, дарованное за её верную службу. Это мой дар тебе…

— Нахуй мне твой дар!

И снова мне захотелось её схватить. От ярости и — как это ни абсурдно — от похоти мои руки затряслись. И, хотя гнев во мне кипел, разум вызвал образы нашей прошлой близости, провоцируя желание раздеть её догола и уложить. Она бы меня не остановила,