Злое марево: Луч Империи - Мурат Янг

— Это и правда смущает, — согласился Любимов. — Но вот изучать червоточины и марево, находясь за сотни километров от них, тоже не дело, так ведь, голубчик?

Павел лишь плечами пожал и показал на кучку собранной им травы — нашу сегодняшнюю лежанку. Профессор без возражений улегся на краешке импровизированной кровати.

Я со связанными руками тоже подошла. Не хотелось ложиться в середине, куда мог лечь кузен. Мысль, что тот будет спать где-то рядом, вызывала отвращение.

— Григорий Вадимович, позвольте я с краю прилягу.

Ни возражать, ни спрашивать о причинах он не стал. Подвинулся, позволяя мне расположиться с края лежака. Я покосилась на Володю, но тот, казалось, не собирался приставать ко мне. Отправил Павла спать, а сам заступил в караул.

— Ну как вы, голубушка? — голос Любимова вывел из размышлений.

— Благодаря вам, лучше, дорогой Григорий Вадимович.

Он неожиданно выпрямился.

— Ох, верно говорят, старость не в радость. — Связанные руки старика хлопнули по взъерошенной седине. — Плечо ваше так и не осмотрел, пока свободен был.

Он поднял перед собой связанные ладони.

— Ничего, — попыталась я успокоить.

— Нет-нет. Позвольте хоть так попробую.

Я тоже уселась, позволяя ему прощупать место шва и всю руку.

— Хм-м… скверно, — с грустью произнес он. — Хоть малость шевелится?

— Кажется, — соврала я, чтобы не расстраивать старика. — Но знаете, я ведь… Я ведь хотела о Фёдоре поговорить.

— О Фёдоре? Как же, встречал его на днях в сопровождении Елизаветы Павловны и…

Он осекся, а я напрочь расхотела спать. Сейчас, когда силы хоть помалу, но возвращались, хандра отступила. А новость, что профессор виделся с моим мужем, и вовсе взбодрила.

Мы разговорились торопливым шепотом. Я знала, что профессор любит поболтать, порой люди жаловались на него — уж слишком навязчивый собеседник. Но меня это лишь радовало.

Я узнала о том, как они встретились в придорожной таверне, как вернулись в Москву, как выяснилось, что их спутник — агент тайной экспедиции.

Потом он бросился в какие-то рассуждения об изобретениях его товарища, некого Воронцова. О машинах, работающих то на пару, то на каком-то горючем топливе.

— Да вас знобит, милая? — осекся он, когда начал восхищенно рассуждать на тему, как здорово помогут такие машины с логистическими задачами.

Я действительно замёрзла. Тело забилось мелкой дрожью, заставляя зубы стучать. Лишь мёртвая рука, прижатая к живой, сохраняла неподвижность.

— Нельзя вам, голубушка, мерзнуть. — Он критически покачал головой. — Напротив, тепло вам нужно.

Длинные морщинистые пальцы приблизились, обхватили за плечо, потянули назад, заставляя снова лечь на мягкую травянистую подстилку.

— Думаю, не нужно, — шепнула я слабым голосом.

Впрочем, теплые руки и правда облегчили страдания.

— Не беспокойтесь, голубушка. Я помогу, — не обращая внимания на мой вялый протест, ответил Любимов. — Согрею вас.

И он не соврал. Энергия из ладоней старика мягким потоком потекла в мои плечи. Не останавливалась, продолжала двигаться, распространяясь и согревая тело. Не прошло и десяти секунд, как дрожь унялась, и я, умиротворенная волшебным теплом, уснула.

— Вставай! — послышался резкий, недовольный голос Володи. — Утро!

Я открыла глаза, покосилась в сторону Любимова. Старик спал на боку, прижимая связанные руки к моему плечу. Я не чувствовала хоть капли холода в своем теле. Стало быть, он грел меня почти всю ночь.

— Вставай! — вновь рявкнул кузен, бросив ненавистный взгляд на старика. — Вот ведь бледовка! Готова спать хоть с мужем юродивым, хоть со стариком, которому жить-то осталось…

Он нагнулся, ухватил меня за связанные запястья и с силой рванул на себя. В мгновение я оказалась в сидячем положении.

— Вставай! — не унимался Володя. Затем пнул профессора, который не то что глаза не открыл, но и сладко всхрапнул. — И ты вставай.

— Полегче с ним. Сам же говоришь, что профессор немолод. — Я поднялась и уставилась на свои руки.

— Развяжу на полчаса, — милостивым тоном сообщил Володя, хватаясь за веревки на руках. — А что это у тебя?

Этот олух только сейчас заметил мой недуг. Он уставился в шов на плече. Затем покосился на своё. Несомненно, его шрам проходил в том же месте.

— Её пришивали? — оторопело выговорил Володя.

Он приподнял мою мёртвую руку и отпустил. Та безвольно рухнула, чуть раскачиваясь в нижнем положении.

— Стало быть, кто-то отрубил? — На губах кузена заиграла самодовольная усмешка. — Забавно, не правда ли?

— Не очень.

— А по мне весьма! И главное — справедливо. Карма, сестрица. Просто карма.

Но мне было плевать на его слова. Я продолжала вглядываться в правую кисть. Момент, когда мой братец подтянул меня, я ощутила, как дернулся мизинец. И пусть даже ощущение то было ложным, важно, что оно было.

«Значит ли это, что не всё потеряно?» — забегало в голове. — «Надо расспросить профессора».

К тому времени за пробуждение старика взялся Павел и первым делом развязал ему руки. Любимов выглядел крайне сонным: под слипающимися глазами образовались мешки, а рот непрестанно норовил зевнуть.

— Я помогу, — предложила я, ухватив профессора, чтобы поддержать, а заодно шепнула. — Вы не спали всю ночь?

— Уснул под утро, — улыбнулся он.

— Согревали меня магией? — Я ощутила укол совести: «Тоже мне воительница! Набираюсь сил за счет старика».

— Ничего-ничего, — пробормотал тот, словно уловил эти нотки. — Если господа позволят мне отдохнуть хотя бы пару часов, то…

— В этом нет нужды, старик. — Володя приблизился. Глаза хмурились, перебегая от меня к профессору и обратно.

— Или завтрак чуть лучше, чем простой кусок хлеба, — как бы идя на уступки, попросил Любимов.

— У нас только сухари, — развел руки Павел.

— Это не важно. Мы не берем его с собой, — отрезал Володя.

— Что? — удивился гвардеец. — Отпустим?

— Голубчик, боюсь, одному мне не выбраться не то что до города, но даже… — Любимов замолчал, так как Володя придвинулся к нему почти вплотную.

— Насчет дороги не беспокойся.

В руках кузена блеснул кинжал и в мгновение ока вонзился под ребра левой груди. Старик вздрогнул. Глаза за толстыми линзами резко округлились. Беззвучно он соскользнул с клинка и повалился на травянистую