Белая слива Хуаньхуань - Лю Ляньцзы

– Так и есть, – я уверенно кивнула. – Король Фучай погубил собственную страну из-за любимой женщины. Причем это была настоящая любовь, а не просто благосклонность. Если бы Си Ши была для него не больше чем красивая наложница, он не стал бы платить такую большую цену. Для главы государства это непозволительная роскошь.

Принц Сюаньцин вздохнул, но мне показалось, что так он скрывает свои истинные чувства.

– Сделать женщину своей наложницей, но не полюбить ее, это проявление крайнего пренебрежения.

Сердце пропустило удар. Он сказал, что никогда не слышал, чтобы кто-то рассуждал, как я, но и я никогда ни от кого не слышала подобных слов. В груди то теплело, то холодело, а в голове звучал то голос Мэйчжуан, то голос принца. Их слова перемешались друг с другом и нахлынули на меня, как высокая волна на берег. Это было так неожиданно, что я не нашлась как ему ответить.

Наложницы, что окружали императора, молили его о благосклонности, потому что она была самой надежной защитой от всех бед. Никто не осмелился бы требовать от него любви. Даже я, которая раньше жила иллюзиями, теперь ясно понимала, что мне не стать тем единственным ковшиком, который Сюаньлин выпьет из трех тысяч рек любви [60].

Принц Сюаньцин вдруг пристально посмотрел на меня. Его взгляд скользнул по моему лицу, словно лунные блики по воде.

– Цзеюй, ты так тяжело вздыхаешь. Видимо, мои слова затронули твое сердце.

Лодка рассекала водную гладь, проплывая мимо цветущих лотосов, дул свежий ночной ветерок, то и дело слышались взмахи крыльев – это белые цапли то взлетали, то опускались обратно. Иногда на поверхность выплывали красные карпы и, плескаясь, пускали пузыри. Мое молчание затягивалось. В конце концов я натянуто улыбнулась и сказала:

– Принц, спасибо за заботу, но я вздыхаю совсем не поэтому. Мне просто очень жаль Си Ши. Обидно, что красивых женщин часто постигает горькая участь.

Сама не знаю почему, но слова принца Сюаньцина часто задевали меня за живое и лишали дара речи. Я склонила голову и залюбовалась водной гладью, темной и в то же время искрящейся, словно дорогой шелк. На ее фоне бледным пятном выделялась одежда служанки, которую я сегодня надела. Она была сшита из белой ткани с голубым отливом. Того же цвета, что отражение луны, покачивающееся на волнах. На светлой ткани скромной, но изысканной юбки я заметила темное пятно, оказавшееся поясным кошельком. Он был сшит из блестящей ткани и украшен вышивкой.

Подвески в виде кисточки из серебряных нитей и бус из черепахового панциря выдавали, что хозяином кошелька был мужчина, и, скорее всего, тот, что сейчас стоял передо мной. Я должна была сразу же вернуть потерю владельцу, но, сама не знаю почему, не смогла сдержать любопытства. Удостоверившись, что принц сосредоточен на весле и не обращает на меня внимания, я открыла кошелек и заглянула внутрь. Сначала мне показалось, что там пусто, но потом я заметила несколько засушенных цветов поллии, похожих на полупрозрачных бабочек. Даже в таком виде они сохранили грациозную красоту и тонкий аромат. Я понимающе улыбнулась: поллия была из тех цветов, что ценились за благородный и элегантный вид.

Я уже хотела закрыть кошелек и вернуть принцу, но тут заметила на дне что-то красное. Сердце ушло в пятки, когда я достала эту вещь и разглядела при лунном свете. На моей руке, которая дрожала в такт сердцебиению, лежало вырезанное из бумаги лицо, которое я повесила в канун Нового года на дерево в саду Имэй! Сяо Юнь был настоящим мастером: портрет вышел очень детальным, у него был мой овал лица, моя улыбка. Любой, кто посмотрел бы на него, сразу узнал бы меня! Такой шутки судьбы я точно не ожидала! Я растерялась и не знала, как поступить. В моей голове вдруг зазвучали строки из стихотворения «Горный дух». Они словно бы исходили из другого мира и пронзали туман моих мыслей. Я запуталась в собственных заблуждениях и могла только раз за разом мысленно повторять фразу, которую совсем недавно произнес принц Сюаньцин: «Горная красавица, что поллии подобна».

Принц Сюаньцин полностью сосредоточился на весле. Он лишь изредка поднимал глаза, любуясь серебристым сиянием луны или окружающими нас прекрасными пейзажами. Я же растеряла всю свою уверенность и не знала, как мне теперь себя вести. Неужели мужчина, который только что вел со мной философскую беседу, это тот же самый человек, который хранит в кошельке засушенные цветы и мой бумажный портрет? Я избавилась от наваждения только тогда, когда из волос на руку упала золотая шпилька, украшенная розами. Боль сразу же меня отрезвила. Эту шпильку мне подарил Сюаньлин. Он прислал много драгоценностей, но именно она привлекла мое внимание. Шпилька была искусно выполнена и оказалась не похожа на другие. Я носила ее уже несколько дней подряд, и даже сегодня, когда переодевалась в наряд служанки, не смогла с ней расстаться. Я и подумать не могла, что шпилька настолько гладко отполирована, что не будет держаться в волосах. Украшение напомнило мне о том, что я любимая наложница императора, и это помогло мне принять решение: лучше всего сделать вид, что я ничего не знаю. Стараясь сохранять спокойствие, я положила поллию и портрет обратно в кошелек, после чего протянула его принцу.

– Ваше Высочество, кажется, это ваше.

– Спасибо, – равнодушно сказал он и бережно принял кошелек из моих рук, после чего осторожно спрятал его у себя за пазухой. Его не волновало, заглядывала я внутрь или нет. Важнее всего было то, что вещи, которыми он дорожит, вернулись на свое место.

Я так нервничала, что не знала, куда деть руки. Я нащупала свой подвесной кошель, украшенный золотой вышивкой в виде гибискуса и яшмовыми подвесками. Вот их-то я и сжала дрожащими руками. Мне надо было подумать.

Когда и как у него оказался мой портрет? Я пыталась найти ответ на этот вопрос, но у меня не получалось. Однако я ясно осознавала, что мы оба окажемся в серьезной опасности, если кто-то прознает о том, что лежит в кошеле принца. Я хотела предупредить его, но, увидев, с каким трепетом он относится к своим сокровищам, не смогла заговорить об этом.

Принц был воплощением спокойствия, в то время как меня переполняли тревожные мысли.

– В этом кошеле хранятся мои самые любимые вещи, – сказал он так, словно бы говорил не про себя, а кого-то другого. – Если бы он потерялся, я бы еще долго злился на самого себя.

Его слова словно бы