Страшные истории острова Джерси - Эррен Майклз

— Мне сказали, что у меня семья в Англии, — пожал плечами Кристоф, — и я неплохо говорю на английском. Однако не уверен, насколько мне там будут рады.

— Я, конечно, предвзят, но верю, что вы найдете Джерси прекрасным местом. Убедитесь, что вы осмотрели все достопримечательности перед отъездом, если решите это сделать. Надеюсь, я буду иметь удовольствие провести в вашем обществе хотя бы несколько вечеров, месье де Вальмон?

— Конечно, будете. И не волнуйтесь, у меня есть деньги, чтобы заплатить, а также накормить нескольких бедняг, ожидающих в порту.

— С каждым днем все больше и больше, — покачал головой Ватель. — Не знаю, что с ними со всеми станет.

— Я тоже, — Кристоф провел рукой по глазам и откинулся на спинку стула, взбалтывая вино в бокале. — Что заставляет мужчин ненавидеть тех, кто отличается от них? Что же такого в нашей природе, что мы повторяем свои грехи на протяжении всей истории снова и снова и все же ничему не учимся из прошлого?

— Боюсь, это вопрос для более мудрого человека, чем я, месье, — сказал Ватель, наклоняясь, чтобы наполнить бокал Кристофа.

— Прошу прощения, Ватель, — засмеялся Кристоф, — я устал и мне грустно, а ваше прекрасное вино сделало меня сентиментальным. Пожалуй, мне следует отправиться спать.

Ватель отодвинулся от стола.

— Конечно, месье. Как неосмотрительно с моей стороны не давать вам спать, когда я знаю, каким дальним и трудным было ваше путешествие.

Кристоф сразу же зевнул, они пожелали друг другу спокойной ночи, и он поднялся по лестнице в свою комнату.

Он вздохнул, осознав, что в его поспешные сборы не входила ночная рубашка. Заперев дверь, он скользнул под грубые простыни, обнаженный по пояс, и с облегчением отметил, что постельное белье казалось чистым и свежим. Он наблюдал, как тени от свечи танцуют на покатой крыше и внушительном гардеробе. Его скудная коллекция одежды выглядела бы жалко, если бы висела внутри, но он решил распаковать вещи утром, чтобы решить, что еще ему нужно будет купить в ближайшие дни.

Усталость и алкоголь притупили его мысли, и он задул свечу. Без сомнения, после ночного сна все окажется более сносным.

Но сон не приходил.

Кристофу казалось, что его кровать движется вместе с движением лодки, которая доставила его на остров. Он был выбит из колеи, и вино вызвало у него легкую головную боль, несмотря на приемлемый урожай.

За окном тихо зашуршала морось, когда начал накрапывать мелкий дождь, и он почувствовал ноющую вину перед матерью и ребенком, которых оставил на набережной вместе со столькими другими, у кого не было крыши над головой или теплых одеял, чтобы укрыть их. Кристоф посмотрел сквозь грязное оконное стекло и увидел, как рваные облака плывут по луне, заставляя тени медленно расползаться по комнате и ползти по стенам.

Старый дом тихонько заскрипел, когда дерево осело. Кристоф покрутился, устраиваясь поудобнее. Дождь забарабанил в окно сильнее, словно мягкие пальцы, а ветер издал тихий стон. Скорбный звук отражал его настроение. Звук нарастал и затихал, как немелодичная мелодия печали, а затем снова перешел в низкий шепот, будто чей-то настойчивый голос вел приглушенный разговор, слов было невозможно разобрать.

Кристоф со вздохом натянул одеяло на голову. Ему никогда не было легко засыпать в новых местах. Он скучал по своему дому и собственной кровати. Он скучал по Франции и по отцу.

Кристоф, наконец, начал засыпать, когда ветер зашептал под карнизами.

Не засыпай…

Кристоф резко проснулся, наполовину во сне, наполовину вне его. Шум ветра усилился. Гроза звучала как крики мучений. Вокруг него поднялся крик, похожий на стенания проклятых. В буре слышались голоса… Была ли вообще буря?

Он в ужасе сел… Как раз в тот момент, когда топор с глухим стуком вонзился в подушку, на которой мгновение назад покоилась его голова. Перья взметнулись снежной бурей, когда топор был выдернут и снова поднят.

С хриплым криком Кристоф бросился вбок, приземлившись на пол в путанице одеял и простыней. Он брыкался и полз, пытаясь освободиться. Крики наполнили комнату, и он не мог различить свои крики или убийственный рев нападавшего среди какофонии голосов. Звук был оглушительным.

Кристоф поднялся на ноги, но простыни сбили его с ног, и он снова рухнул на пол, ударившись коленями о твердые деревянные доски.

Лунный свет упал на искаженные черты лица Вателя, когда он двинулся к Кристофу, яростно рубя его топором.

На этот раз Кристофа спасло покрывало. Топор вонзился ему в ногу, но, хотя боль была такой, словно по нему ударили молотком, лезвие не пробило толстую ткань. Кристоф вскрикнул от шока и страха, его голосу вторили другие, и казалось, что они исходят из стен дома, будто поет хор агонии и ужаса.

Ватель занес топор, чтобы ударить еще раз, и одеяло полетело вместе с ним. Кристоф высвободился и привалился к стене, крича:

— Боже милостивый, Ватель, что ты делаешь? Ты что, с ума сошел?

Мужчина не ответил ему и вместо этого бросился вперед. На этот раз ноги Вателя запутались в темной ткани, и он споткнулся. Наконечник топора глубоко вонзился в стену рядом с головой Кристофа.

Француз ахнул и рывком распахнул дверь спальни, чтобы убежать. Его раненая нога онемела и замедляла, пока он хромал по темному балкону. Его охваченные паникой пальцы шарили по перилам в поисках лестницы.

Лунный свет не проникал в это пространство, кроме как через дверной проем позади. Оглянувшись, Кристоф увидел Вателя в обрамлении бледного света, когда тот вытащил топор из стены и повернулся, чтобы преследовать его.

Оглушенный криками вокруг, Кристоф схватился за перила и, спотыкаясь, спустился по ступенькам босиком в темноте. Он пробирался на ощупь так быстро, как только мог, почти не слыша размеренных шагов Вателя за воющими голосами, сотрясавшими воздух вокруг него. Он увидел, как худая, как дым, женщина схватила его за руку. Мужчина, похожий на облако пыли, сполз перед ним по лестнице. Кристоф бросился сквозь это видение. Он подбежал к тяжелой входной двери и дернул за ручку.

Она была заперта.

Он повернулся, прижался к ней спиной, задыхаясь от ужаса. Справа от него была комната, в которой они с Вателем делили трапезу. Оттуда не было выхода. Налево… Это был его единственный выход. Он открыл дверь, а затем захлопнул ее за собой. Комнату освещала единственная свеча. В ее колеблющемся свете были видны стол и стул, заваленные бумагами. За пределами круга света Кристоф заметил еще