Хозяин теней 6 - Екатерина Насута

промчалась стайка мальчишек помладше. Кто-то уронил фуражку и тут же, наступив на неё, взвыл от обиды. Другие отозвались хохотом. И на месте возникла возня, после которой фуражка вернулась на место, только мятая и чутка запылившаяся.

— Дорогу! — заорали сзади, и я отскочил в сторону, пропуская громадного парня с крайне серьёзным выражением лица. Ага, и рыжий тут же. Они ж впереди были, у самых ворот, а теперь и тут. За ним потянулись другие. — Дорогу, малышня…

Чтоб. Я не менталист, но мне здесь уже не нравится.

Людно.

Суетно.

Тени и те притихли.

В воротах возникла сумятица, правда, какая-то не злая, что ли, и недолгая, и вот уже ревущий мальчишка, то ли потерявший что-то, то ли сам потерявшийся, занял место на плече уже знакомого здоровяка. И слёзы мигом высохли.

А может, и вправду тут не так уж и страшно-то.

Нет, я не боюсь.

Совершенно.

Просто… просто вот у меня травма психологическая, застарелая, школьной учёбой нанесённая.

— Эй, что встали. Новенькие?

Я обернулся.

Спрашивал рыжий веснушчатый парень с раскосыми глазами. Этот… он же только что вперёд прошёл! Как?

Я привстал на цыпочки. И нет, здоровяк вон, впереди, с малышнёй на шее. А рыжий тут, глядит с любопытством и ясно, что не отстанет.

— Да, — сказал я. — Первый год и… как-то оно…

— Никита, — мне протянули руку. — Орлов.

Вот как-то желание общаться и пропало, но руку я пожал. А он дарник. И сильный. Огневик? Вон, рыжее пламя ощущается живым теплом. И от этого медные волосы будто ярче становятся. На мгновенье всего.

— Савелий, — я руку пожал. — А это Метелька. Точнее Козьма, но он привык на Метельку откликаться.

— Идём, — улыбка Орлова была широка. — Познакомлю. Какой класс?

— Второй.

— Экзамен не прошли? — он понимающе кивнул. — Ничего. За год подтянетесь, и если что, можно будет сдать за третий экстерном. И тогда переведут по возрасту… не стойте. Евгений Васильевич не любит, когда опаздывают. Огорчается потом….

Он помахал кому-то в толпе.

И, не выпуская моей руки, потянул за собой.

Дорожка. Кусты справа. Кусты слева. Лужайки. Беседки какие-то…

— Там у нас оранжереи, но в них потом, если захотите, сходить можно, — Орлов махнул влево. — В той беседке Пётр Николаевич очень любит проводить занятия. А туда большей частью малышня из прогимназии ходит. Но иногда теряются…

— Орлов! — крик заставил нашего провожатого остановиться. А из-за кустов появился господин в чёрном костюме и в очочках, которые съехали на кончик носа. Сам нос был красноват, да и господин тоже. Особенно щёки и глаза. — Вижу, вы уже прибыли и познакомились… отлично, отлично.

— Доброго дня, Георгий Константинович, — Орлов пожал руку господину. — Вот увидел, что у нас новенькие. И решил проводить.

— И правильно, и верно… — Георгий Константинович изобразил улыбку. — Очень рад, что вы, Никита, взяли на себя труд… я как раз думал, кому бы поручить присмотр… всё же гости у нас… своеобразные.

А взгляд у него холодный.

Цепкий такой взгляд.

И прям шкурой ощущаю, что мы ему не нравимся. Он нам тоже. Мне так точно. Бывает вот такое, что вроде и видишь человека в первый раз, а уже похоронить хочется.

Но нельзя.

Школа же.

— Объясните им наши правила. Помогите… если понадобится, то и с учёбой.

И рученькой махнул, отпуская.

Странный тип.

И вообще место это…

— Фу-у-х, — выдохнул Метелька. — Мне показалось, что он прям тут нас завернёт.

— Это да, Георгий Константинович — человек весьма своеобразный. И к его занятиям вам придётся готовиться с особой тщательностью, — сказал Орлов и, отряхнувшись, добавил. — Но если что, то и вправду обращайтесь. Помогу. А теперь — вперёд. Нельзя опаздывать на собрание. Евгений Васильевич огорчится.

Евгений Васильевич оказался тощим человеком, который, стоя в дверях, приветствовал каждого ученика рукопожатием.

И нам досталось.

А ещё — капля бодрящей целительской силы. И мягкое:

— Добро пожаловать…

— Это традиция, — сказал Орлов, потянув нас куда-то в сторону и наверх. — Говорят, её ещё сам Карл Май ввёл, и теперь все директора придерживаются. Просто потом он внизу стоит, встречает… Эй, Митька! Места занял? О! И свободные! Отлично! Это Дмитрий.

— Шувалов, — Дмитрий одарил нас мрачным взглядом и руки протягивать не стал.

— Не смотрите, что он бука, это так, утреннее. Он по утрам всегда зол на весь мир. А почему? А потому что засиживается за полночь… садитесь. Это Савелий. И Метелька. Их в этом году приняли.

— Слышал, — сказал уже знакомый толстяк и руку пожал. — Демидов. Яромир.

— Савелий.

От него и пахло камнем, не тем, сырым, стылым, из подземелий, но тёплым, напившимся солнечного света, мрамором. А ещё сила давала какое-то странное ощущение надёжности.

— Метелька, — Метелька тоже руку пожал, но осторожно. — Козьма, но… лучше Метелька. Привык.

Яромир кивнул.

— А Пельтецкий где? — Орлов привстал, оглядывая зал.

Тот был довольно велик.

Первые ряды заняла детвора, и теперь оттуда доносились то крики, то смех. Взлетел и упал бумажный самолётик, мелькнула в воздухе чья-то фуражка, вызвав неодобрительное замечание тощего типа в учительском костюме. Я не слышал, что он сказал, да и они, похоже, тоже.

— Будто не знаешь. Траур у них. Тело, наконец, выдали, — Шувалов наклонился. А вот его сила была странной, она явно была, но какая-то, будто спрятанная, что ли. Я ощущал её наличие, но разглядеть не получалось. — Почти месяц Охранка мурыжина. Совсем страх потеряли. Отец говорит, что это — настоящее издевательство над чувствами родичей.

Пельтецкий.

А имя было в той дюжине. Карп Евстратович список принёс, дал прочесть, запомнить, а потом самолично спалил.

— И что они это нарочно всё выдумали, чтобы опорочить старые рода, — говорил Шувалов тихо, но слух у меня отличный. — Что никаких доказательств тем безумным теориям нет. И что даже, если кто-то и бывал на Вяземке, то это ведь не запрещено. Что порой молодые люди ищут приключений не там, где должно.

И находят.

— Тебе сказал?

— Дяде.

— А ты подслушал, — хмыкнул Орлов.

Шувалов лишь пожал плечами и покосился на нас.

— Кстати, сказал, что в гимназию своих соглядатаев точно пришлют.

— А в морду? — поинтересовался я, ответив на взгляд.

— Я старше.

— И что? Бить нельзя из почтения к возрасту?

Глазища у него чёрные. Вот реально чёрные, без разделения на зрачок и радужку. Взгляд тоже цепкий, давящий. Только я выдержал. Что, кажется, Шувалову категорически не понравилось.

— Бить кого-то, — вмешался Демидов. — Запрещено уставом. А вот дуэли разрешены. Надобно подать заявление в Комитет, в котором кратко и ясно изложить суть нанесённого оскорбления и выбрать тип дуэли. В вашем случае без применения родового дара