Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт

Принцепс Донелек Сандик вернулся в город Талагрей за восемь ночей до прорыва, чтобы проведать раненого товарища — в ту же ночь, когда вернулась Джилки, шестого числа месяца кьюз.

Капитан Атос Корис отправился в Талагрей, чтобы договориться о поставке материалов — тоже шестого кьюза.

В ту же ночь сигнум Суо Акмуо и принцепс Кисе Сира вернулись в город по причинам, которые, как они утверждали, были высшими имперскими секретами. На самом деле, задав еще несколько вопросов, я выяснил, что это был не первый визит Сиры: она также вернулась в Талагрей в тот же день, что и Джилки — двумя месяцами ранее, седьмого эгина.

Постепенно все встало на свои места.

Единственным исключением был человек, с которым меня послали побеседовать о принцепсе Атхе Лапфир. Я зашел в его палату и обнаружил, что ванна пуста и суха, а единственным признаком его пребывания является соломенная шляпа в углу. Когда я спросил об этом медиккеру, она ответила просто:

— Умер прошлой ночью. Мы можем сделать только то, что можем.

Позже я стоял в коридорах крыла для медиккеров, размышляя об этом. Пятеро из погибших инженеров побывали в городе за восемь ночей до прорыва, и все по неясным или загадочным причинам.

И все их доводы, как мне показалось, больше походили на чушь собачью. Джилки не работала над каким-то секретным проектом для стен, потому что Калиста упомянула бы об этом, если бы это было так. Я начал подозревать, что если я разберусь с этим, то не найду ни груза материалов, за которым Корис отправился договариваться, ни раненого товарища Сандика в городе. Они все уехали куда-то в Талагрей и солгали об этом своим друзьям и возлюбленным.

Однако только принцепс Сира и сигнум Джилки вернулись в Талагрей седьмого эгина, двумя месяцами ранее.

Возможно, это была обычная встреча — и, как ни странно, секретная. Достаточно секретная, чтобы все могли лгать о ней. И, возможно, кто-то пришел на эту секретную встречу инженеров и принес с собой смерть.

КОГДА Я, НАКОНЕЦ, встретился с капитаном Мильджином, он и вполовину не был так воодушевлен или взволнован, как я.

— Клянусь Святилищем, это ужасная работа, — сказал он, тяжело дыша, когда подошел ко мне. — Эти бедные ублюдки…Мне пришлось разговаривать с одним человеком, у которого не хватало обеих ног! Ублюдок беспокоился, что медиккеры не смогут отрастить новые нужного размера...

— Это довольно прискорбно, сэр, — сказал я.

— Это громкое слово для обозначения дерьмового состояния. — Он скривился, когда один из санитаров вкатил каталку с мужчиной, чье лицо было скрыто льняными бинтами. — Честно говоря, нужно быть бессердечным ублюдком, чтобы должным образом опрашивать таких людей.

Я предпочел воздержаться от комментариев.

— Я ни хрена не нашел, — сказал он, вытащил пергамент и, прищурившись, посмотрел на него. — Единственное, что я отметил — капитан Килем Терез последние пару дней беспокоился, что за ним следят. Какой-то чертов креклер, ко всему прочему.

— Креклер следил за ним? — удивился я.

— Ага. — Он фыркнул. — Это, должно быть, чушь собачья. Креклеры, они такие, ростом в десять спанов. Не могу представить никого хуже, кто бы крался и выслеживал людей. Говорит, у креклера тоже были желтые волосы. Чертовски странно. Я полагаю, у парня, с которым я разговаривал, был ушиб мозга. Что ты нашел, парень?

Я рассказал ему о том, что нашел, и его глаза расширились от изумления.

— Ты все это от них узнал? — спросил Мильджин. — В самом деле? Должно быть, ты умеешь обращаться с больными гораздо лучше, чем я, мальчик.

— Не могу сказать, сэр. Но это пятеро из десяти умерших возвращались в город — все на восьмую ночь перед смертью. Что вы об этом думаете?

— Ну. — Он фыркнул и взъерошил усы костяшками пальцев. — Это почти имеет смысл.

— Почти?

— Да. — Он сверился со своими записями и нахмурился, листая испачканные кляксами пергаменты. — Но у меня есть один из десяти погибших, который уже несколько недель не возвращался в Талагрей. Нарушает твою картину, а?

Я почувствовал, как мое сердце ухнуло сквозь ребра прямо в ботинки:

— Кто, сэр?

— Сигнум Джинк Ловех, — сказал он. Он сморщил нос, читая. — Это то, что сказал ее, а... черт, я думаю, ее любовник, сигнум Сиргдела Вартас из Легиона, которого я опрашивал. Он сказал, что ее не было рядом с Талагреем почти месяц. И если она вообще не ездила в Талагрей, то это не то место, где произошло отравление, так?

— А как насчет даты другой встречи? — сказал я. — Седьмого эгина?

Мильджин сверился со своими записями.

— Нет, тогда ее тоже не было в Талагрее.

— И где она была? Здесь, на базе?

— Нет... Вартас сказал, что наша погибшая сигнум Ловех отправилась в какое-то путешествие к стенам вместе с самим коммандером Бласом. Это все, что он мог мне сказать.

У меня по коже пробежал холодок.

— Подождите. Когда? Какого именно эгина? — спросил я.

Он снова сверился со своими записями. «Седьмого и восьмого числа этого месяца», — сказал он.

Я обдумал это. Затем я медленно достал флакон с запахом щелока и понюхал его.

Мои глаза затрепетали, и все подробности убийства в Даретане заполнили мой разум, как будто мой череп снова превратился в пузырь с водой, полный прыгающих рыбок.

— Он просто... он просто добровольно сказал это вам, сэр? — спросил я.

— Да... почему? Что с этим не так, парень?

— Я... я думаю, что этот сигнум Вартас солгал вам, сэр, — сказал я. — Нет, я точно знаю, что он солгал.

Мильджин остался стоять с каменным лицом.

— Неужели?

— Да. Но я пока не уверен, почему. Я хотел бы это выяснить. Все в порядке, сэр?

Его челюсть на мгновение задвигалась. Затем он сжал правую руку в кулак, и костяшки его массивной ладони хрустнули одновременно.

— Это, — сказал он, — было бы просто чудесно.

В ОТЛИЧИИ ОТ всех остальных, которых я допрашивал, сигнум Вартас уже вышел из целебной ванны и лежал на койке, а рядом с ним на столике дымился поднос с чаем и стояла пепельница с тонкими трубками из побег-соломы. На нем был шелковый халат, который выглядел совершенно новым, и,