Забираю вас себе! - Тина Солнечная

взяла в рот головку, а потом вобрала его глубже, лаская и растворяясь в том наслаждении, что ощущал он. Каждое моё движение вызывало в нём дрожь. Я действовала медленно, с нежностью и вниманием, будто это был не акт страсти, а способ сказать: я вижу тебя, я принимаю тебя, я выбираю тебя.

— Таша... — выдохнул он.

Мей, оставшийся позади, не торопился. Его руки нежно скользили по моей коже, ласкали бёдра, успокаивали и разжигали одновременно. Он терпеливо ждал, пока я привыкну к Талмеру, пока наши движения не станут единым ритмом. А когда я обернулась к нему через плечо, он понял без слов.

Мей осторожно вошёл в меня сзади, и я едва не вскрикнула от переполняющих ощущений. Всё стало слишком — слишком ярко, слишком глубоко, слишком хорошо. Казалось, что я не смогу удержаться, не смогу дышать, не смогу быть... но я была. С ними обоими.

И в какой-то момент случилось нечто удивительное. Я чувствовала не только себя, но и их. Их желание, их волнение, их восторг — как будто границы между нашими телами и разумами стёрлись, растворились в жаре и близости. Всё переплелось: дыхание, биение сердец, стоны.

Мы двигались как единое существо. Я была между ними, и одновременно — частью каждого из них. Они были моими. А я — их. Не по принуждению, не по метке. По зову. По желанию. По чувству.

— Таша… — выдохнул Талмер, проводя ладонью по моему боку.

— Любимая… — прошептал Мей, целуя мою шею. Движения стали плавными, слаженными, будто мы были настроены на один ритм. Я чувствовала, как Талмер зарывается пальцами в простыню, не в силах сдержать стоны удовольствия, когда мои губы и язык касались его снова и снова. Его дыхание учащалось, пальцы дрожали, а голос срывался на шёпот — такой глубокий и искренний, что внутри у меня всё сжималось от счастья.

Мей позади меня был горячим вихрем наслаждения. Его движения были медленными, но властными, проникающими до самой сути. Он держал меня за бёдра, лаская большими пальцами внутреннюю сторону, и каждый его толчок отзывался сладкой дрожью по всему телу. В один момент он наклонился, и я ощутила, как его губы коснулись моей спины, шеи, затылка. Его поцелуи были жаркими и мягкими — как дыхание пламени.

Мне казалось, что время остановилось. Мы растворились в этой близости — в стонах, прикосновениях, в том, как они отзывались на каждое моё движение. Я чувствовала, как в них нарастает напряжение, как они приближаются к краю вместе со мной.

Я задыхалась — не от усталости, от переполняющего чувства: меня любили. Не использовали, не подчиняли, не ломали — любили.

— Ты потрясающая, — прошептал Талмер, когда я слегка отстранилась, чтобы вдохнуть воздух. — Моя девочка, — шепнул Мей.

Глава 36

Всё слилось в один поток: прикосновения, стоны, биение сердец. Мей крепко держал меня за бёдра, его движения становились всё более уверенными, ритмичными, и с каждым толчком я ощущала, как внутри меня нарастает жар, волна за волной, всё выше, всё острее. Его стоны вплетались в мои, грудь касалась моей спины, горячее дыхание обжигало ухо.

Талмер подо мной тяжело дышал, гладил мою спину, бёдра, уводил пальцы по рёбрам, словно боялся потерять ощущение моей кожи.

И вдруг — будто раскат грома, но не снаружи, а внутри. Одна вспышка. Вторая. Меня захлестнуло.

Мир взорвался ощущениями, накрывая меня неудержимыми волнами оргазма.

Мей зарычал, его движения стали резкими, сильными, как волна, наконец достигшая берега. Он вонзился в меня до конца, полностью, и я чувствовала, как он теряет контроль, хрипло произнося моё имя. Его жар наполнял меня, вместе с горячим семенем.

Талмер тоже не удержался. Он прижал меня к себе, удерживая мою голову одной рукой, и сам изогнулся, крепко вцепившись в простынь другой, захлебнувшись в собственном стоне, изливаясь мне в рот.

Мы достигли пика вместе. Я мои мужья. Теперь это казалось таким правильным.

Я лежала между ними — разгорячённая, опустошённая, но абсолютно счастливая. Мей обнимал меня сзади, его грудь тяжело вздымалась. Талмер гладил мою руку и изредка целовал плечо.

Никто не говорил. Не было нужды. Всё было понятно и так.

Когда дыхание постепенно выровнялось, а жар от тел слегка остыл, мы всё ещё лежали вплетённые друг в друга. Мей лениво целовал мой затылок, Талмер гладил пальцами внутреннюю сторону моего запястья.

— Тал... — тихо начала я, повернув голову к нему. — А у меня... будет несколько меток?

Он замер на секунду, а потом сел, подтянув простынь на бёдра. Взгляд стал задумчивым.

— Не знаю, — честно признался он. — Я никогда не слышал, чтобы у цисков была одна жена на двоих. Тем более, если она... — он замялся, — пленила их раньше.

— То есть, теоретически, — продолжил Талмер, — у тебя может быть вторая метка. Но я не уверен, как это будет выглядеть. Надо дождаться появление хотя бы одной.

Мей потянулся, не скрывая довольной лености в движениях, и, поигрывая пальцами с прядью моих волос, пробормотал:

— Плевать на эти метки. Я уже получил больше, чем мог когда-либо мечтать. — Он коснулся моего плеча губами. — Ты рядом. Ты моя. Этого достаточно.

Талмер хмыкнул, откинувшись на подушки, и заглянул мне в глаза. В его взгляде было нечто почти трепетное.

— Во время близости я чувствовал тебя, как самого себя, — произнёс он тихо. — Каждую эмоцию. Каждую дрожь. Я никогда не знал женщины прекраснее. Ни телом, ни душой.

Мей кивнул, сжав мою ладонь:

— Ты такая… чистая. Светлая. — Он усмехнулся. — Хотя, если бы мне кто-то это сказал неделю назад, я бы рассмеялся.

Я невольно выдохнула и отвела взгляд. Они оба переглянулись, и я почувствовала их взгляды на себе. Стало чуть не по себе — тепло, но странно.

Они видели во мне свет. А я… я всё ещё не знала, кто я. Не знала, осталась ли где-то настоящая Таша. И если осталась — когда она вернётся.

Но молчала. Я не могла разрушить то, что было сейчас.

— Что бы с тобой ни случилось, девочка моя, — сказал Мей, нежно касаясь моего лица, — я счастлив, что эта ты, что сейчас радуется каждому моему поцелую, моя жена.

Я сжала его руку, не в силах вымолвить ни слова. Только взгляд — полный чувства, страха… и благодарности.

Талмер тихо вздохнул, провёл рукой по моим волосам и сказал, глядя серьёзно, почти болезненно:

— Мы не знаем, что ты скрываешь, Таша. И, может быть, не готовы знать. Но если тебе когда-нибудь станет тяжело...