Вы все жжете! Часть 2 - Бронислава Вонсович

Бал традиционно начался c подведения итогов соревнований големов. Бернара не было, но это ничуть не помешало Фурнье разразиться восторженной речью в его честь и сообщить, что победителю выделена дополнительная стипендия от короны. Раздались завистливые шепотки: наверное, мало еще кто знал, что семейное положение Бернара изменилось, а то бы вместо завистливых слов непременно были бы сочувствующие. Антуан стоял рядом, делая вид, что не имеет к случившемуся ни малейшего отношения. По нему не было заметно, что ночь он посвятил устройству чужой личной жизни: свеж, прекрасен и готов к новым приключения.

— Как повезло нашему другу, что Его Величество с этого года решил ввести именную стипендию, — радостно заявил он. — Странно, что сам Бернар не появился. Не так уж много мы вчера выпили.

— То-то ты сегодня провел все утро у целителей, — проворковала Вивиана, укоризненно погрозив пальчиком брату. — Представляешь, Николь, у него были глаза красные, как у кролика. Тебе нужно запретить ему шататься по кабакам.

Сегодня они демонстрировали трогательное единодушие, усиленно притворяясь, что понятия не имеют о браке Бернара. Уверена, скажи сейчас об этом кто-нибудь — удивление будет настолько естественным, что его вполне можно будет принять за настоящее. Наверняка у них уже все подготовлено и прорепетирована, не зря же Вивиана временам бросает на меня нетерпеливо-вопрошающие взгляды, никак не может дождаться, когда наконец я поинтересуюсь, где же Бернар. Но я им такого удовольствия не доставлю.

— И синяк в пол-лица, — невозмутимо дополнила Люсиль, не бросившая меня на эту парочку. — Наверное, ночью света не хватало, пришлось дополнительное освещение использовать.

— Ты о чем? — холодно спросил Антуан. — Не такой уж большой был синяк.

О, значит, синяк все-таки был. И откуда только Люсиль узнала? Подруга сохраняла невозмутимость, лишь в глазах плясали бесенята, как у нее бывало, когда задумывается какая-то каверза. Антуана утром видеть она не могла, значит, либо ей кто-то рассказал, либо она предположила, что Бернар был весьма признателен устроившему его личную жизнь.

— Большой-большой, — поддержала я подругу. — Кто это тебя так?

— Не помню, — он красиво улыбнулся, наверняка рассчитывая, что делает это достаточно убедительно, чтобы мы забыли про вопрос и начали им любоваться. — Вроде бы и не дрался ни с кем, а утром проснулся с синяком.

— Где проснулся? — проявила заинтересованность я.

Вдруг скажет, что в доме казначея? Мало ли как все повернулось.

— Да ты ревнуешь? — неожиданно сказал Антуан, чья улыбка из сдержанной стала необычайно довольной. — Не волнуйся, женщин там рядом не было.

— Я бы на твоем месте, Николь, как раз начала волноваться, — съехидничала Люсиль. — Если инор не интересуется женщинами, это повод расторгнуть даже не помолвку, брак.

— Что за глупости ты говоришь? Все у моего брата в порядке с интересом к женщинам! Да их, знаешь, сколько… — возмутилась Вивиана, выставив сложенный веер так, словно собиралась проткнуть им Люсиль. Но тут, похоже, Антуан либо наступил сестре на ногу, либо еще каким образом дал ей понять, что она может их выдать, потому что хищный оскал сменился нежной улыбкой, а прерванная фраза вылилась в: — …за ним бегает? Но он чрезвычайно разборчив и любит только Николь. Можно сказать, на все готов ради нее.

Она мечтательно вздохнула, намекая, что сама была бы не прочь оказаться предметом обожания кого-нибудь такого же замечательного, как ее брат. Тот же с не менее нежной улыбкой цапнул мою руку, поцеловал и прижал ее к сердцу. Люсиль насмешливо фыркнула и отвернулась, выглядывая знакомые лица. Да уж, Альвендуа в большом количестве действуют отравляюще. Я к ним привычна с детства, и то меня уже тошнит от этой парочки. И это еще леди Альвендуа нет поблизости.

— Д’Авьель! — внезапно завопил Антуан прямо мне в ухо. — Хоть ты появился. Эко вас вчера выкосило.

Свои слова он сопровождал энергичными подзывающими жестами, так что Жану-Филиппу волей-неволей пришлось подойти и поздороваться. На лице у него была написана вселенская скорбь, возможно, потому, что до библиотеки де Кибо он так и не добрался, а допрос моим дедушкой — то еще испытание, которое даже не разбавилось чаем, так благополучно и остывшим в гостиной. А ведь он еще не видел и не слышал Франциска, чрезвычайно возбудившегося при рассказе кузена и летавшего взад-вперед по кабинету. Не видел, но чувствовал, потому что когда мы возвращались в академию, Жан-Филипп проворчал: «Такое впечатление, что мы были вчетвером, причем четвертого не видел только я» и подозрительно на меня уставился. Я непонимающе улыбнулась и ответила, что у дедушки есть привычка разговаривать с самим собой. Кузен посопел и заметил, что, похоже, этой привычкой заразилась и я.

— Меня не выкосило, — возразил Жан-Филипп. — Просто вы с Бернаром меня бросили. Неожиданно и вероломно.

Губы Вивианы чуть дернулись в попытке скрыть довольную улыбку. Вчера точно не обошлось без сонного зелья, наверняка кузену досталась полная порция. Никогда не поверю, что он мог напиться: Жан-Филипп считал это чрезвычайно вульгарным и мог сидеть с одной рюмкой весь вечер, только чтобы поддержать компанию. Не думаю, что он вчера изменил своим правилам. Неужели он сделал глупость и отключил распознающие артефакты? Думаю, пример Бернара показал, что артефакты работать должны всегда. Ладно, сонное зелье позволило просто выспаться, пусть и в неподходящих условиях, но то, что добавили моему несостоявшемуся жениху, наверняка полностью подавило его волю, иначе Альвендуа бы сейчас не праздновали.

— А где наш друг Бернар? — продолжал разливаться Антуан. — Я сегодня его не видел. С его стороны странно пропускать столь значимое событие. Ведь его, а не кого-нибудь еще чествуют, правда, Николь?

— Мне кажется, его отсутствие и твой утренний синяк явно связаны, — не удержалась Люсиль.

— Думаешь, нас избили? Совершенно не помню событий этой ночи, — притворился невинным агнцем Антуан и встревоженно добавил: — Я начинаю волноваться за Бернара.

Был он столь убедителен, что в том, что он приложил руку к женитьбе Бернара, на мгновение засомневалась даже я. Правда, кузен не повелся, нехорошо прищурился и брякнул: