Дихотомия - Игорь Шамин

Стало не по себе. Так, должно быть, чувствует себя слепой в незнакомой комнате. Шмыгнув носом, я не разобрал ни единого запаха, хотя готов был поклясться, что с недавней стычки от меня должен был быть аромат, как от взмокшей псины. Но если я ничего не вижу и не чувствую ни единого запаха, то, что насчёт звука? Услышу ли я собственный голос? Не нужно кричать, чтобы проверить слух. Слабый вздох едва ли выдаст меня, где бы я ни находился… Собравшись с духом, я втянул в себя затхлый воздух. Пропустив его внутрь, шире раскрыл рот, намереваясь произнести слово. Первое, что придёт на ум. Совершенно любое, короткое или длинное, главное — отчётливо услышать свой голос.

И стоя с раскрытым ртом, я в ужасе понял, что не могу вспомнить ничего. Ни слова, ни звука. Даже собственного имени. Абсолютная пустота на месте прежних воспоминаний.

***

Вначале была боль. Потом — звуки, запахи, жёсткость бетонного пола. Но, боли, конечно, намного больше, словно всё тело разобрали и собрали, повторив процедуру десятки раз.

— Подъём! — расслышал я знакомый голос.

Из тех, что непроизвольно вызывают дрожь, стоит вам только мысленно представить эти стальные нотки, оглушавшие со всех сторон. Хотя сторона всё-таки, была одна — сверху.

Продрав глаза, я долго ориентировался в пространстве, пока не понял, что лежу на полу, а надо мной возвышается Командир. Отдохнувший, полный сил, в начищенных до блеска сапогах. Захотелось харкнуть кровью, чтобы посмотреть, отпечатается ли мой след на его подошве.

— Не заставляй меня применять силу, Демиан.

Посмеявшись с угрозы, я прокашлялся и ответил:

— Больше, чем успели? Тело до сих пор ломит. Вы что, ногами меня били?

Командир выглядел озадаченным. Он помотал головой.

— Я к тебе и пальцем не прикоснулся.

— Очень мило с вашей стороны, — скривился в лице, попытавшись приподняться на локтях.

Тело изошло судорогами. Я взвыл от боли, падая ниц. Осмотрев себя, не обнаружил ни множества ссадин, ни гематом. Руки-ноги на месте. Целые. Всё в полном порядке, не считая рваной одежды и пары порезов. Тогда откуда такая нечеловеческая боль?

ПЛАТА ЗА СИЛУ. ОРГАНИЗМ НАСЫЩАЕТСЯ МОЩЬЮ, КОТОРУЮ НЕ В СИЛАХ УМЕСТИТЬ. ОГРОМНАЯ МАГИЧЕСКАЯ НАГРУЗКА, ПРОДЛИСЬ БОЙ ДОЛЬШЕ — ТЫ МОГ БЫ И РАССУДКА ЛИШИТЬСЯ. ИЛИ ВОВСЕ УМЕРЕТЬ.

Возврат долга? Так скоро? А как же период отсрочки или нечто в этом роде?

ДО ВОЗВРАТА ЕЩЁ ДАЛЕКО. ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ПЛАТА ЗА ПОЛЬЗОВАНИЕ. ВАШИ РОСТОВЩИКИ НАЗВАЛИ БЫ ЭТО ПРОЦЕНТАМИ.

— То есть будет ещё хуже? Превосходно, — пробурчал я себе под нос.

Командир решил, что это сказано именно ему. Оно и неудивительно — кроме нас двоих никого больше не было. Но, где я вообще? Решётка, отделявшая комнату от длинного коридора с факелом на стене. Бетонный пол, холодом пробиравший до костей. Затхлый воздух, застывший здесь не меньше полсотни лет назад. И, конечно же, не передаваемый словами запах плесени. Куда уж без него! Я подавил приступ тошноты. Рвать было решительно некуда.

— Хуже? Вряд ли смерть от виселицы хуже здешней тюрьмы. Эшафот можно счесть избавлением. Быстрой и лёгкой смертью за самое тяжкое из правонарушений — дискредитацию Королевской власти.

— Что? Я никого не дискредитировал! — огрызнулся, бросая гневный взгляд.

Но любой взгляд, направленный снизу вверх, едва ли можно назвать угрожающим. Командир на меня даже не смотрел. Он ушёл глубоко в себя.

— Разумеется, дискредитировали. Убийство Стража при исполнении, пособничество задержанным, поджог дома…

— Уж дом я точно не поджигал! Я пришёл, когда он уже горел. Да и каким образом? Я даже не владею магией огня.

— Не нужно владеть магией огня, чтобы поджечь ветхое деревянное строение, — перебил Командир. — В любом случае убийства Стражи достаточно, чтобы отправить тебя на виселицу как преступника. Или хочешь сказать, что и здесь ты ни при чём?

Командир удостоил меня взглядом. Холодным, с металлическим блеском, способным отнять дар речи даже у самых говорливых. В горле резко запершило. Я нестерпимо захотел пить. Но в пустыне и то легче было бы достать глоток воды, чем в тюрьме. Возиться с заключённым никто не будет, в особенности с тем, кому осталось жить не дольше нескольких дней.

— Самооборона. Мне ничего не оставалось, кроме как сражаться, — ответил я, пытаясь, чтобы речь не звучала оправданием.

Не получилось. Я почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, объяснявшимся с воспитателем. Так и вижу Командира у доски с деревянной указкой и мелком. Я бы мог рассмеяться, не ощущай такую боль в рёбрах.

— Честный вор и убийца? Нечасто встретишь. Но тебя я встречаю второй раз, а это для Командира Стражи — чересчур. Слишком много чести для обыкновенного преступника.

— Я тоже не рад вас видеть, Командир. Вот только мы встречаемся уже трижды. И каждая наша встреча с каждым разом оказывается хуже. Боюсь представить, что будет, если состоится четвёртая. Будьте уверены, один из нас её явно не переживёт.

Безмолвно вскинув бровь, тот удивлённо на меня посмотрел.

— Мы встречались на Испытании. Точнее, я слушал вас на арене. Тогда мне ещё казалось, что быть Стражем почётно. Я был полон честолюбивых надежд. Как видите, я сильно ошибался.

— Не сильнее, чем вчера, когда напали на мой отряд. Насчёт четвёртой встречи не переживайте — мы больше не увидимся: я не хожу на казни.

Пройдя к решётке, тем самым демонстрируя, что разговор окончен, Командир потянул на себя металлическую дверь, а затем остановился, будто что-то вспомнил.

— Повешение запланировано наутро. Здесь нет окон, чтобы встретить восход солнца, но ты поймёшь, когда время придёт. Помимо этого, сюда заглянет Гвардеец Короля. Я сам не в восторге от такого решения, но он настаивает на разговоре с тобой. Правда, после недавнего разговора с одним из твоих дружков, пришлось оттирать не один литр крови.

Командир усмехнулся, закрывая за собой решётку поворотом ключа, но, прежде чем он ушёл, я попытался подняться, вырывая слова из собственной глотки:

— Дружков?! Что это значит?