Былые - Брайан Кэтлинг

яростно крутил педали невидимого велосипеда, пока они не нашли перекладины и он не почувствовал опору. Шуман медленно подтягивал себя выше, и скоро заметил, что железо уже не мокрое. Он не смел смотреть вниз, вверх или по сторонам. Не смел смотреть вообще. Закрыл глаза и пополз в головокружительную высоту. Остановился, только когда перекладины кончились, а руки почувствовали нечто новое. Его мутило как никогда. Он знал, что теперь обязан раскрыть глаза. Лестница задрожала. Неужели отваливается — финальный ужас? Тут он осознал, что это Губерт в блаженном неведении о его страхах поднимается по ступеням за ним. Ноги закачало, и Шуман раскрыл глаза. Его колени были на одном уровне с залитым солнцем настилом. Вокруг прогуливались люди, не замечая его кошмарного испытания. Он бы позвал их на помощь, если бы только нашел голос. Оставалось лишь подняться еще по трем ступеням, взяться за поручень и сойти.

Теперь дрожало все: лестница, его тело и душа.

Прямо под ним позвал Губерт:

— Все хорошо, сэр, почти на месте.

— Почти на месте, — раздалось крошечное эхо с волн далеко внизу.

Движение пересохло в Шумане, как и слова. Затем издалека пришло спасение в виде изображения.

Однажды он видел серию черно-белых снимков от экспериментального фотографа, снимавшего человеческие движения во всевозможных действиях нормальной и ненормальной жизни. Кадр за кадром каждую часть их тела можно было разглядеть в поразительном акте равновесия и стремления через пространство — который большинство повторяет каждый день жизни и ни разу не замечает.

Застывший и подавленный, Гектор вспомнил комплект фотографий человека, который поднимается по лестнице. Голый, собранный и подсознательно балетный. Он снова закрыл глаза и объял этого призрака, позволяя каждому кадру стать своей внутренней сутью. Так он, с голым героем внутри, выбрался на твердое солнце и глазированное дерево пирса над мягко бьющимся морем. Дрожь сменилась в последний раз. От страха к триумфу.

Внезапно позади оказался Губерт.

— Сэр, я должен отвести вас в приемную.

— Спа… сибо, — просипел Гектор.

Они прошли длинной и лучезарной тропинкой ко входу в госпиталь. Гектор прочно ощущал каждую пядь доброй божьей земли под ныне неколебимыми шагами, хоть коленки все еще дрожали.

Доктор Хеджес оказался здоровяком, с легкостью преодолевавшим внушительные каменные ступени. Видом он более походил на кулачного бойца, нежели на последователя Фрейда. При приветствии его рука целиком проглотила довольно субтильную лапку Гектора. Он придержал дверь, и Гектор нырнул под его рукой в эксцентричный холл. Да это же музей, подумал он. Огромный приемный холл был полон заспиртованным и оттиснутым. Казалось, каждая тварь, когда-либо ходившая по планете, теперь набита опилками и орнаментально подвешена на стенах и в коридорах. Сие барочное видение включало даже людей. Вперемежку со зверями, глядящими стеклянными глазами, стояли шкафы с человеческими анатомическими образцами. Это место украшали мертвецы. Рептилии, млекопитающие, птицы и рыбы со всех аванпостов империи. Ископаемая естественная история, среди которой Шуман прошел изумленным, с отвисшей челюстью и капающей со штанин соленой водой.

— Доктор Хеджес, я весьма удивлен. Это что, музей?

— Да, профессор. Некоторые мои коллеги полагают благотворным убрать первое впечатление клинической резкости и подменить другим ощущением.

— Уж чего-чего, а этого вы добились, — не смог удержаться Гектор. Он нашел угрюмый зверинец таксидермии и маринованных органов гротескным, нелепым и слегка пугающим. — Но неужели это не пугает ваших пациентов?

Хеджес, услышав вопрос, нахмурился.

— Простите, профессор, не вполне понимаю.

— Ну, я бы сказал, кое-что из экспонатов может потревожить или расстроить людей с шаткой психикой.

Хеджес ответил новым недоуменным взглядом, так что Гектор развил мысль:

— В Королевской больнице Бетлем были разве что горшки с растениями да пара ископаемых, и то я видел, как один из пациентов беседовал с папоротником.

Хеджес остановился и рассмеялся.

— А! Так вот в чем дело, вы приняли нас за лечебницу вроде Бетлема.

Теперь пришел черед Гектора хмуриться.

— Мы военный госпиталь. Отделение для душевнобольных, где я работаю, — только маленькая часть «Вика». Мои пациенты этого холла почти и не видят. Вообще-то блок «Д» — отдельное здание, — он снова сдвинулся с места, и теперь они вышли из-под влияния мрачного музея. Хеджес сперва посмеивался, а потом заметил выражение лица Гектора.

— Прошу меня извинить, просто мысль о том, чтобы весь наш госпиталь отдали на лечение шаткой психики и безумия, довольно забавная. Во всей Англии не наберется столько сумасшедших, чтобы заполнить это место, — он снова усмехнулся, но Шуман не видел ничего потешного в своей ошибке.

Они вышли сбоку главного госпиталя и вошли в другое, низкое здание, через дверь с множеством замков.

— Добро пожаловать в пресловутый корпус «Д», профессор.

Гектору вдруг показалось, что у всех британских медиков одинаковое чувство юмора; должно быть, оно входит в курс обучения. Здесь стены были выкрашены в кремовый цвет, а коридоры стояли на удивление тихими. Хеджес выбрал другой ключ и открыл дверь в свой кабинет. Подвинул Гектору стул и снова запер дверь.

— А теперь, профессор Шуман, что конкретно вам известно о наших рядовых Дике и Гарри?

— О ком? — желчно переспросил Гектор.

— О наших двух таинственных пациентах, которым неймется закопаться в землю. Должны же у вас быть какие-то сведения.

— Только то, что рассказал доктор Бэррэтт: у вас здесь двое с такими же поведенческими симптомами, как у одного их пациента в Бетлеме.

— У Тома, — сказал Хеджес.

— У Тома? — переспросил Гектор. — То есть у пациента 126 по имени Николас Парсон.

— Том. «Том, Дик и Гарри». Это обобщенные имена, на английском языке обозначают группу неизвестных людей, — ответил Хеджес.

— Ах! Понимаю, — сказал Гектор. — В Германии есть выражение «Хинц и Кунц». Как видите, то же самое.

Хеджес не видел, а его интерес, очевидно, занимало что-то другое.

— И зачем вам понадобился Том? Ради чего ехать к нему из самой Германии?

Шуман не ожидал допроса. Не готовился к напору этого дотошного и раздражающего человека. Он пошарил в поисках ответа и осознал, что у этого врача решительно другое отношение к нему. Он излучал авторитет, которому Гектор не доверял.

— Я приехал для изучения, потому что у нас в Германии есть два похожих случая.

— У кого у «нас»? — спросил Хеджес.

— Ну, я представляю министерство внутренних дел. И этот медицинский вопрос касается заведения, где я проживаю.

— Почему, профессор Шуман? Вы сами не врач?

Впервые кто-то в Англии идеально произнес его имя.

— Нет, я доктор философии из Гейдельбергского университета.

— Где-где? — переспросил Хеджес.

— Прошу прощения? — Гектор уже заволновался.

— Я уточнил, где. Вы семь лет как в отставке.

Такие познания привели Гектора в