Сын мага: заговор во дворце - Константин Мартов

десяток скакунов с родословной подлиннее твоей. Но вот что меня действительно удивляет, так это то, почему эти красавцы до сих пор не выродились. Ведь чистокровных коней не так много, и их постоянно скрещивают между собой.

— Действительно интересно — почему?

Домидов хмыкнул, отложил очередной бутерброд, взглянул на Плечеева серьёзно.

— Задание выполнил?

— Разумеется.

— Э — эх, не умеешь ты своим талантом распорядиться как следует. Я бы на твоём месте провёл через Голодные Пески полк, а то и дивизию. Вдарил бы с неожиданной стороны по мятежникам…

— Это не мятежники.

— Что? — удивился Домидов.

— Мятежниками называют тех, кто восстаёт против законной власти, а в зоне столкновения интересов империй власти нет — если не считать местных князьков.

— Власть, не подкреплённая силой, ничего не стоит.

— Я встретил там пару человек, наделённых силой.

— Всё едино — дикари. Надо не мешкая ввести войска, поставить толкового человека генерал — губернатором, дороги построить, хозяйство наладить. Сами потом благодарить будут.

— Возможно и будут.

— Тебе что, жалко этих дикарей, что ли? — нахмурился Домидов.

— Нет, их мне не жалко. Мне наших солдат жалко. Сколько бы погибло, если бы я полк провел через пески? Пустынные воины драться умеют, уж поверь. Ты хоть на моего дикаря посмотри, которого я с собой привёл.

Домидов не удостоил Дилмурода даже взглядом. Тот стоял столбом возле коня, мирно объедавшего цветочную клумбу.

— Да какая разница, насколько хорошо дерется твоя ручная обезьянка или сколько на очередной войне погибнет простолюдинов. Они всё равно погибнут, так или иначе. Я ведь, ты сам знаешь, люблю бой. Труса не праздную и другим этого не позволяю.

— Знаю, знаю. Я не про жалость ведь говорю. Сам подумай, где люди больше пользы принесут — погибнув на войне, которой можно было избежать, или работая на твоих заводах? Зачем им воевать, если я могу то, чего не могут тысячи простых людей?

— Мысль не новая, — ответил Домидов, вливая в себя бокал вина, — одаренный маг может разбить стены крепости, сровнять с землёй замок или разметать войско, но после того как он разобьёт стену, крепость должны будут брать солдаты. Даже если бы твоя затея удалась — всё равно Империи рано или поздно пришлось бы вводить войска в пустыню. Если мы хотим обезопасить южные границы — туда придётся направлять армию, рано или поздно.

— С чего вы, уважаемый граф, решили, что мой замысел не удался?

— Насколько мне известно, тебя едва не схватили, начавшийся было бунт жестоко подавлен, ты чудом вырвался из плена, я ничего не упустил?

— Интересно, а откуда у тебя сведения, которых ни у кого кроме меня бытьне может?

Домидов развёл руками. Павел покачал головой, продолжил:

— Феофан, бунтовщиков эмир так или иначе умертвит. По их обычаям иначе нельзя, а если островитяне — советники начнут его отговаривать, их сочтут мягкотелыми и они потеряют авторитет. Собранное для набега на подконтрольные нам территории войско перестало существовать.

— И это меня считают первым интриганом Империи, — сокрушенно сказал Домидов.

На крыльце появилась статная женщина весьма преклонных лет — это управительница домашними делами особняка Плечеевых. Она произнесла хорошо поставленным голосом:

— Павел Петрович, прошу пройти в дом. Пётр Павлович ожидает вас.

— Ну всё, очередного просителя выпроводили через заднюю дверь, — пробурчал Домидов.

Павел вошёл в дом и вслед за управительницей поднялся на второй этаж, где располагалась комната, служащая отцу кабинетом, к ней примыкала спальня. Управительница открыла дверь перед Павлом и тут же закрыла её, оставшись снаружи. Павел знал, что теперь никто внутрь не пройдёт, пока отец не распорядится. Старуха, выглядевшая довольно безобидно (хотя в детстве Павел боялся её страшно), на самом деле была сильным магом Воды. Она происходила из рода, с незапамятных времён служившего князьям Плечеевым. Её талант не позволил бы пройти через пустыню или отвести русло реки, что было не таким уж трудным делом для Павла. Её дар был менее обширен и, скажем так, гораздо более конкретен. Её вода не умела давать жизнь, а вот убивать умела хорошо. Коронным трюком старухи было мгновенное осушение человеческого тела. В том же случае когда не требовалось убить жертву, она умела вызывать чудовищную головную боль.

Павел огляделся, ожидая найти отца в кабинете, но того не было ни за столом, где он обычно просматривал документы (сверхсекретные, разумеется, с другими он по роду службы не имел дела), ни в кресле у окна, где он любил сидеть с трубкой, размышляя и разрабатывая сложнейшие интриги. Даже у полок с книгами его не было, так что Павел совсем растерялся.

— Сынок, я здесь, — услышал он слабый голос, доносившийся из приоткрытой двери, ведущей в спальню отца, где он проживал с тех пор как перестал спать в одной постели с матерью. Павел подошёл к двери, толкнул её и спросил:

— Разрешите войти?

— Входи, сынок, входи.

Павел сделал шаг вперёд и увидел отца. Грозный князь Плечеев заметно сдал с тех пор как они виделись в последний раз. Волевое лицо посерело, скулы выступили сильнее обычного, взгляд потускнел, обычно боевито топорщащиеся усы обвисли. Отец полулежал, опираясь спиной на кучу подушек. На коленях у него лежала иностранная газета, на полу возле кровати лежало ещё несколько. Похоже, отец приболел, но несмотря на это не утратил интереса к тому, что обсуждает общественность.

— Я никогда не мог понять твоей тяги к чтению прессы, отец, — Павел сделал ещё шаг вперёд и остановился в ожидании приглашения сесть, — Ты ведь знаешь, что происходит на самом деле, так зачем читать эту… глупость.

— Одичал ты совсем в своей пустыне. Уже не можешь подобрать культурную замену площадной ругани. Хуже всего то, что ты думать начал ругательными словами, а это весьма прискорбно. Газеты же я читаю как для развлечения, так и для понимания, кто что считает приличным, но тебе до этих тонкостей пока дела нет. Впрочем, мне в твоём возрасте тоже до приличий дела не было. Однако ж, про твои успехи и здесь прочитать можно. Островитяне, само собой, всё замалчивают, но их заклятые друзья с континента не преминули вставить шпильку. Да ты садись, не стой столбом.

Павел подошёл к отцу, отдал ему написанный собственноручно краткий доклад и сел в кресло. Закинул ногу на ногу — в нём говорила юношеская обида на отца. Тот всё понял, улыбнулся и продолжил говорить, поглядывая в доклад:

— Миссия твоя в общем и целом удалась. Запланированное распространение своих интересов на север нашему недругу не удалось. Мы получили передышку, кою постараемся употребить на подготовку к дальнейшему противостоянию.