Предатель - Энтони Райан

замке Амбрис. По всей видимости, Арнабус многие годы плёл интриги, чтобы захватить контроль над Ковенантом. — Я печально вздохнул и присел возле Дюрейля. — Он сказал мне, как Арнабус нашёптывал ему об опасности, которую представляет собой Воскресшая мученица, и убедил Совет собрать своё войско. Только после пленения этот старый бедолага понял свою ошибку. Когда мы сбежали, я сказал ему укрыться в лесу, и что отыщу его позднее. Похоже, Арнабус или Даник Тессил нашли его раньше.

— Даник Тессил? — спросила Эвадина.

— Командующий войском Совета. Солдат, ставший разбойником, которого, как я думал, убили на Моховой Мельнице. Хотя, полагаю, нынче он представляется другим именем.

— Разбойник наверняка найдёт, где спрятаться в этом лесу, — заметил Уилхем.

— Он не будет прятаться, — сказал я. — Они с Арнабусом со всех ног отправятся в Атильтор, в надежде собрать как можно больше войск. Стоит ожидать какого-нибудь эдикта Совета, объявляющего Помазанную Леди еретичкой. — Я поднялся посмотрел на Эвадину, примирительно нахмурившись. — Знаю, вы хотели этого избежать, но Ковенант Мучеников надломится. Нас ждёт раскол верующих.

— Помазанная Леди пользуется любовью и преданностью среди простолюдинов и верующих, — сказал Уилхем.

— Не всех. Ковенант веками существовал в нынешнем виде. Людей поколениями успокаивало его постоянство. За одну ночь это просто так не исчезнет. — Я перевёл взгляд на Эвадину и теперь заговорил абсолютно честно. — Не заблуждайтесь, миледи. Нам придётся сражаться в очередной войне.

* * *

— Ай! Бл… — Тайлер стиснул зубы, а Эйн проткнула иголкой край самого глубокого его пореза. Узколицый шпион содрогался, силясь разом вытерпеть боль и сдерживать бранные ругательства. Репутация Эйн была хорошо известна среди ветеранов Ковенанта, и большинству хватало ума придерживать язык в её присутствии.

— Хватит визжать, как свинка, — упрекнула она его, с натренированной плавностью протягивая нитку через рану.

— Тебе повезло, — сказал я Тайлеру, глядя на его рану: косой четырёхдюймовый разрез от челюсти до шеи. — Чуть ниже, и ты бы к ним присоединился.

Я наклонил голову в сторону сложенных в кучу мертвецов, по большей части солдат войска Совета, лишь с тремя исключениями: двух всадников Уилхема, потерянных в схватке, и ещё одно более крупное тело без доспехов. Возле трупа присела Вдова — она взяла на себя подготовку Лайама Дровосека к могиле, и теперь омыла его лицо и руки, а потом сложила их на груди. Я не думал, что они были друзьями. На самом деле я мог вспомнить, лишь как она разок перекинулась парой слов с бывшим лесорубом. Но она всегда была странной женщиной, и действия которой сложно понять.

— Пусть мёртвые заботятся о своих мертвецах, — произнёс Тайлер известную среди разбойников поговорку. Взглянув на него, я увидел, как он жадно смотрит на пленников в загоне. Их там было пара десятков, и без оружия и доспехов они казались маленькими, дёргаясь под сердитыми взглядами стражников.

— Милорд, вы мне обещали, — сказал Тайлер таким тоном, который напомнил, отчего он мне так не нравится.

— Я обещал тебе Даника Тессила, — ответил я. — Поэтому тебе придётся подождать, по крайней мере до Атильтора. — Я повернулся к Эйн и посмотрел, как она завязывает узелок на аккуратной строчке стежков. — Когда закончите, вы двое обыщите это место на предмет документов. И трупы тоже. Мне нужен каждый клочок бумаги, как исписанный, так и нет.

Лилат я нашёл сидящей на разрушенной колонне, которая была частью меньших ворот крепости, выходящих на запад. Охотница, озадаченно нахмурив лоб, наблюдала за отрядом солдат Ковенанта, рывшим неподалёку могильную яму.

— Вы кладёте их в землю, — сказала она на каэритском, как обычно, когда мы были наедине. — Это чтобы удобрить почву?

— Это… — начал я и умолк, поскольку причина, по которой мы традиционно закапывали наших мертвецов, никогда не приходила мне в голову. Я знал, что каэриты просто относили в лес своих почивших любимых и оставляли там гнить. «Кроме немногих избранных, кого они кладут под гору», напомнил я себе, и от воспоминания обо всех тех сложенных костях меня неприятно передёрнуло. — Просто так здесь принято, — продолжил я, потом поискал нужное слово и добавил: — Джурим. — Оно означало одновременно привычку и традицию, в зависимости от интонации.

— Джурим, — повторила она, невнятно кивнув. Охотница немного напряглась, посмотрев на Эвадину, которая стояла там, где раньше находился центральный двор этой крепости. Перед ней на коленях, низко склонив голову, стоял один пленник со связанными за спиной руками и дрожал под взглядом Помазанной Леди. Она задавала ему вопросы, которых я не слышал, хотя на её лице не было и тени спокойной настойчивости, которую я помнил по её предыдущим встречам с пленниками. Я знал, что её отношение к нашим врагам сильно изменилось за то время, когда мы были разлучены, за те месяцы, пока она считала меня мёртвым, а Алундийское восстание ещё бушевало. В роте Ковенанта вполголоса рассказывали немало историй о том, как она гневно осуждала захваченных в плен алундийских бунтовщиков, многие из которых сплясали на конце петли, отказавшись отречься от своей ереси.

— Ты возлежал с ней, — сказала Лилат. Просто, без эмоций констатировала факт на языке, который никто в пределах слышимости не мог понять. И всё же я невольно вздрогнул от её откровенной честности. — Я чувствую на тебе её запах, — объяснила она, продолжая рассматривать меня безо всякого выражения, помимо приподнятой брови.

Глядя в её спокойные глаза, я не мог различить каких-либо эмоций в этом утверждении. Подумал было, что она, может, ревнует, но решил, что это маловероятно. Возможно, её рассердила моя неосторожность, поскольку даже она понимала, какую опасность таит в себе то, что произошло в лесу. Однако мой дар понимать чувства людей по лицу и позе никуда не делся. Ещё немного посмотрев на неё, я заметил, как постепенно сдвигаются её брови, и это говорило о том, что меня беспокоило больше, чем ревность или гнев: о разочаровании.

Меня охватило редчайшее ощущение, а именно: я обнаружил, что мне нечего сказать, и оставалось только смотреть на неё в ответ, пока она не соизволила снова перевести взгляд на Эвадину.

— Морклет, — сказала Лилат. — Помнишь это слово?

Я помнил, но возмутился таким смыслом.

— Она не проклята, — сказал я.

— Есть и другое значение. Человек, которого ты называл Цепарем, он был морклет. Не только проклятый, но и изгой. Он не совершил ничего, что твой народ назвал бы преступлением, но всё равно, Эйтлишь постановил, что его следует избегать и прогнать прочь. Такова роль Эйтлиша — искать тех, кто однажды принесёт каэритам опасность. — Она кивнула на Эвадину, которая подошла ближе к перепуганному пленнику, сурово и требовательно