Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв

‒ Недостойный рад видеть тебя в здравии, госпожа, ‒ голос евнуха дрожал. ‒ Надеюсь, моё лечение оказалось небесполезным.

‒ Да, когда-то ты пытался меня лечить… а до этого ‒ отравить. В ночь, когда убили отца.

‒ Я не травил тебя, госпожа! ‒ отчаянно взвизгнул Койсан. ‒ Это было просто снотворное! Клянусь благодеяниями Совершенных, не…

Кинана резко вскинула руку.

‒ Довольно, ‒ сказала она ледяным голосом. ‒ Слова сегодня не помогут, но надежду я тебе дам. Мы ведь оба герметики, так же? Ты загадал мне загадку, я её разгадала. Теперь моя очередь, ‒ Кинана с недоброй усмешкой достала из поясной сумки чёрный флакончик и показала его зябко съёжившемуся евнуху. ‒ Вот. У меня тут выдалось немного свободного времени для нашего с тобою искусства. Выпьешь это до дна, получишь стол, вещества и всё, что попросишь, а дальше дело за тобой. Справишься ‒ будешь жить, нет… ‒ она пожала плечами. ‒ Аркипп.

Советник с флаконом в руке подошёл к Койсану. Евнух белыми от ужаса глазами уставился на чёрную склянку.

‒ Госпожа, прошу тебя, не надо! Я не виноват!

‒ Пей, ‒ сказала царица. ‒ Иначе тебя заставят силой.

‒ Я не буду! Нет!!!

По знаку Кинаны, тюремщики крепко схватили Койсана за руки. Аркипп, ловко разжав ему зубы, влил жидкость в рот и заставил проглотить. Жалобно застонав, евнух бессильно опустился на пол.

‒ Вот так, ‒ удовлетворённо кивнула Кинана. ‒ Теперь всё в твоих руках. На всякий случай, прощай.

Хнычущего Койсана увели. Ноги его не слушались, стражникам пришлось едва не волочь несчастного по полу.

‒ К чему это представление? ‒ холодно спросил Парамен, когда за евнухом захлопнулась дверь. ‒ Кого здесь ты рассчитываешь впечатлить? Ты победила, ну так прими поздравления… царица.

‒ Так значит, ты признаёшь меня царицей? ‒ подняла бровь Кинана.

‒ Разумеется, ведь ты жена царя.

‒ Ну конечно, ‒ Кинана кивнула и откинулась в кресле. ‒ Я обвиняю тебя в измене и покушении на жизнь особы царского рода. Оскопление, раздробление конечностей, выставление на колесе до наступления смерти. Что скажешь, Парамен?

‒ Право лучших родов Герии избирать себе царя из Аэропидов, таковы наши исконные обычаи. Мы избрали Аминту. Я не делал ничего сверх того, что дано мне по праву рождения, но готов внести выкуп за себя с братом ‒ в знак примирения. Тебе ведь не нужна вражда со старыми семьями.

‒ Ах да, твой брат. Он не имеет к этому никакого отношения, его дело уже рассмотрено… ‒ Кинана подняла палец, и Аркипп, достав из кожаной сумки под ногами нечто круглое, швырнул это вельможе. Предмет, подскакивая на ходу, подкатился к ногам Парамена. На остолбеневших людей взглянули жутко выпученные глаза отрубленной, уже посеревшей головы. Арсиноя испуганно вцепилась в руку матери.

‒ Ф-филокл… ‒ пробормотал Парамен, с ужасом глядя на искажённое в гримасе лицо.

‒ Я обещала ему колесо за измену, и он его получил, ‒ невозмутимо сообщила Кинана. ‒ Мучился недолго, около суток.

‒ Это беззаконное убийство! ‒ невозмутимость оставила вельможу, он едва не трясся от распирающих его чувств. ‒ Это попрание наших прав!

‒ Нет, это справедливость и закон. Ну да оставим это. Я уже сказала, твой брат здесь не при чём. Что ты скажешь про себя?

‒ Я уже сказал за себя, ‒ Парамен пришёл в себя, его голос зазвучал ровно, но во взгляде полыхала душная ненависть. ‒ Выбрать царя было моим правом…

‒ А убивать дочь царя тоже твоё право?! ‒ спокойствие оставило, Кинану. Она резко хлопнула по подлокотнику, так, что все вздрогнули. ‒ Покушаться на мою жизнь, подсылать убийц, это тоже твоё право?!

‒ Я не подсылал убийц!

‒ Госпожа царица, да будет позволено недостойному сказать, ‒ Эпифан вышел вперёд. Приторное лицо евнуха выражало глубочайшее смирение. ‒ Досточтимый Парамен действительно не виновен. Тебя действительно хотели убить, но никто из присутствующих не был тому причиной. Убийство было задумано мной и только мной.

‒ Эпифан, нет… ‒ болезненно вскрикнула Талая. Евнух мягко улыбнулся своей хозяйке.

‒ Прости, госпожа, я лгал тебе, но более не могу, ибо могут погибнуть невинные, ‒ он обернулся к Кинане. ‒ В покушении на твою жизнь виновен я.

‒ Вот, значит, как, ‒ сцепив руки перед собой, Кинана откинулась в кресле, пристально глядя на евнуха. ‒ И зачем же ты это сделал? Чем я тебе не угодила?

‒ Ничем. Всё это ради моей госпожи, ‒ евнух со вздохом опустил глаза. ‒ Прости, царица Кинана, но я опасался, что твоё воцарение будет означать беду для неё и для её сына. Будем честны: вы ведь никогда… эмм, не ладили. Как ни печально, мачехи и падчерицы часто не испытывают друг к другу любви. Но у простолюдинов это оканчивается, в худшем случае, побоями, драными волосами и заключением под стражу, у царей же… ‒ он красноречиво развёл руками. ‒ Госпожа Талая была слишком мягкосердечна, чтобы принять решительные меры, царь Аминта слишком молод, и тогда я решил действовать сам. Я нанял убийц, но погибла не ты, а твоя подруга. Бедная девочка, мне так жаль. Было бы жаль и тебя, но лучшего решения не было.

‒ Значит это всё ты, ‒ взгляд Кинаны твёрдостью мог поспорить с камнем. ‒ Это из-за тебя меня пытались застрелить. А та отрава, в день моего возвращения из Эгоры, в воде для умывания, тоже ты?

‒ Именно так, госпожа, ‒ с готовностью согласился евнух. ‒ Раз оружие не помогло, я решил попробовать иной путь. Волею Совершенных, безуспешно.

‒ А почему не было покушений после, когда я сбежала?

‒ Это больше не имело смысла. Война уже началась, и я решил, что теперь всё решится на поле боя. Все уверяли, что опасности нет и Сосфен скоро покончит с мятежом, ‒ евнух снова вздохнул. ‒ Порой, даже самые верные расчёты оказываются неверны.

‒ Понятно. Так значит, ты верный и преданный слуга, ‒ Кинана усмехнулась. ‒ Ради хозяйки пошёл на убийство, да кого ‒ царской дочери! Возлюбленная матушка, тебе можно только позавидовать. Такие слуги дороже золота.

Талая дёрнулась, будто от удара.

‒ Видно, Совершенным было угодно сберечь тебя, ‒ Эпифан опустил взгляд. ‒ На всё их воля. Раз они рассудили так, я готов. Молю лишь о том, чтобы я