Спецхранилище - Олег Синицын

– Неправда. Трава вдоль колючки даже не примята.

– А че я-то сразу! – заволновался Морозов, тараща на меня белесые глаза. – Вдоль колючки никто не ходит. Там бурьян выше головы.

Сухой стук донышка стакана, возвращенного на стол, оборвал его оправдания.

– Что у тебя за спиной?

Парень съежился. Я шагнул к нему.

– Тебе известно, что во время дежурства караульный не вправе заниматься посторонними делами? Что там у тебя? – Я протянул ладонь. – Дай сюда.

Он вытащил руку из-за спины. В ней оказалась книга в мягкой обложке: «Сборник типовых упражнений по физике для поступающих в вузы».

Я повертел книжку в руках.

– Это еще зачем?

– А всю жизнь, что ли, в караулке сидеть? – огрызнулся Морозов, глядя на меня волком. – Следующим летом в город поеду, в политехнический поступлю. А в Коровьине только два занятия: ткацкая фабрика и бухло. Я тупею с каждым днем.

– Пока ты читаешь книжки в караулке, враг сейчас проникает на территорию вверенного тебе объекта.

– Да, конечно! Толпами валит на эти развалины!.. Кому они нужны!

– Все равно, по должностной инструкции тебе не положено отвлекаться.

– Ничего вы не понимаете! – вспыхнул Морозов. – Вы такой же, как остальные военные. У вас только одно на уме: чтобы сапоги блестели да маршировать в ногу!

Я вернул ему книжку.

– Спрячь. Это нужно читать дома, а не в карауле. Еще раз увижу – влеплю выговор.

Он забрал книжку, взирая на меня с лютой ненавистью. Ершистый парень, думает, все на свете знает. Люблю таких. В боевых условиях при соответствующем обучении они набираются ума и становятся отличными солдатами… Если прежде не схлопочут по глупости пулю.

То, что подчиненные не обходят периметр, стало для меня открытием. Майор Фомин, этот гад-хохотун, был с ними запанибрата, отчего караульные распустились и принимали работу за нечто вроде оплаченного безделья на свежем воздухе. Оставлять это без внимания было никак нельзя.

К полудню я собрал перед караулкой на пятачке вытоптанной травы всю четверку: Морозова, Сидельникова, Тарасыча и Орехова. Они обливались потом в душном предгрозовом воздухе и были страшно недовольны, что я вытащил их на объект в нерабочую смену среди белого дня, оторвав от грядок, домашних дел и телевизора.

Но нужно было поставить вопрос ребром.

– Сегодня мне стало известно, что вы не выполняете свои прямые обязанности, – сказал я, с важным видом прохаживаясь перед строем. – Вы не обходите периметр. Это недопустимо. Это нарушение должностной инструкции.

– Да нам нас…ать на твою инструкцию! – с вызовом произнес Орех, молодой обалдуй с глазами садиста и прокуренным голосом. Этот тип людей я тоже знаю. И не люблю. Обучению не поддаются.

– Периметр не обойти, там чертополох с репейником в человеческий рост. – Сидельников был единственным, кто служил в армии, причем не абы где, а в десантных войсках. Коренастый, основательный по характеру, каждое его слово в разговоре звучало весомо. К нему обращались «дядя Саня», хотя Сидельникову не было и тридцати. Вот и сейчас, когда он заговорил, все повернулись к нему. Все, кроме Ореха, который с кислым выражением на лице плевал себе под ноги.

– Если проблема в этом, – сказал я, – тогда нужно скосить сорняки. У нас есть коса?

Косы у нас не оказалось.

– Ничего, я найду где-нибудь, – пообещал я. – Предлагаю с завтрашнего дня в дополнение к графику смен выводить на покос по человеку.

Они взвыли.

– Ну вот еще!

– Размечтался, начальник!

– Это наше личное время!

Бог мой, мне достался настоящий сброд.

– Если кому-то не нравится, я не держу.

– Да увольняли нас уже! – нервно пробубнил Тарасыч. У него на плече синела татуировка якоря. Он говорил всем, что в 1965-м служил на боевом крейсере, хотя на самом деле работал в порту на узле связи. – Увольняли, только потом назад взяли: никто на эту работу не идет!

Блин, как с ними, чертями, бороться? Увольнения не боятся, наказания по барабану, гауптвахты нет, да и не в армии мы, свободные вольнонаемные.

Сидельников неожиданно вырос возле меня.

– Ты это, начальник, – сказал он, обняв меня за плечо, – занимайся своими делами, ладно? А нас не трогай. Мы сами разберемся, как нам службу нести.

Подтвердив свои слова широченной, составленной из крепких зубов улыбкой, Сидельников отодвинулся в сторону. Я вытер взмыленную шею. Во рту было сухо, как в Сахаре. Пальцы сжались, пытаясь стиснуть рукоять несуществующего резца. Не хватало мне сейчас только ложки вырезать!

Я обвел подчиненных суровым взглядом.

– Вы получаете премиальные, – произнес я с расстановкой. – На мой взгляд, слишком большие. Я поговорю с Гаджиевым, чтобы сделать их соразмерными выполняемым обязанностям. Думаю, это пойдет вам на пользу.

Они затихли. Ропот прекратился. Лица обрели обескураженное выражение.

Я был доволен собой.

– Слушай, капитан, че ты выделываешься? – вдруг подал голос Орех. – Мы же все про тебя знаем. Тебя из части за пьянство уволили. Бухал по-черному. Че ты нас строишь, на себя посмотри. Какая те разница, ходим мы вокруг колючки или не ходим? Никому до этого спецхрана дела нету. А ты все равно уйдешь через год. Вот и выбирай, мирно ты этот год проведешь или с проблемами. А то, знаешь, некоторые проблемы заканчиваются отделением травматологии, трепанацией и прочей фигней, неприятной для организма.

Его выступление стало для меня неожиданным, как удар под дых. Не в смысле угроз, их я не воспринимаю в принципе. Куда неприятнее была просочившаяся информация о причине моего увольнения. В их глазах мой статус упал до уровня майора-ракетчика. Я превратился в своего парня, с которым можно разговаривать на «ты», приказы которого можно не выполнять, а если он начнет изображать начальника, нужно просто приобнять его за плечо со словами: «Да ладно тебе, Палыч! Ну подумаешь, вдоль колючки не ходим. Велика трагедия!»

По инерции я сделал несколько шагов вдоль строя, пытаясь понять, как мне поступить дальше, чтобы вернуться к привычной расстановке «начальник—подчиненные». Когда я добрел до Тарасыча, стоявшего последним, то неожиданно понял. А ведь с…кины дети правы. Меня в самом деле уволили за пьянство. И я сюда не царствовать приехал, не порядки свои наводить, а год-полтора отбыть в ссылке. Так чего выеживаться?

Мои подопечные, обнаружив, что я малость про них забыл, потихоньку разбрелись, сели на велосипеды и гуськом покатили в сторону поселка (за исключением Тарасыча, сменившего на карауле Морозова). Клякса, наш пес, долго бежал за ними, потом вернулся. Его конура находилась рядом с караулкой. Кто-то сердобольный подобрал щенка на свалке возле ткацкой фабрики и принес сюда. Клякса здесь вырос, превратившись в черного взлохмаченного пса. Когда он лежит, то невозможно понять, где у него лапы, а где голова. Когда возле караулки появляется чужак, Клякса громко лает, прижавшись к конуре. Нападать боится. А еще он обожает носиться за велосипедистами…