Тигры Редфернов - Аргентина Танго

Ночь на 8 сентября

Была уже полночь, когда поезд отъехал от последней станции перед Блэкуитом и устремился в лесную тьму, набирая ход. Натан пил чай и глядел в окно, Бройд шуршал газетой. В их небольшом купе второго класса больше никого не было.

«И то хорошо», — подумал комиссар: еще не хватало пустого трепа с попутчиками после того, что произошло. В ОРБ Бакли допросил их обоих, а потом им велели проваливать и молчать в тряпочку. Бройд ухитрился просочиться на совещание, где какой-то капитан докладывал о состоянии «Кайзерштерна» — но ничего особенного оттуда не вынес. Они уже уезжали, а в порт все еще свозили остатки корабля — доски, куски обшивки, обломки мачт и немного чудом уцелевших вещей. Ни из команды, ни из пассажиров никто не выжил.

— Вот так вот восемьдесят человек и долой, — тихо сказал комиссар.

— Молчите уж, — буркнул Бройд. — Нас еще потягают на разбирательства, вот увидите — когда соберут все обломки и начнут вылавливать трупы.

— Почему?

— Почему-почему, — проворчал шеф, неприязненно глядя на кроссворд, — потому что доргернцы сами изъявили желание посетить именно Блэкуит, вот почему. Пока вы не признаетесь в тайном романе с кайзерской разведкой, или оппозицией, или чертом в ступе…

— Да бросьте, сэр, — не очень уверенно сказал Бреннон: в политике он мало смыслил. — Ну какая разведка? Может, этот Штрауб или там Эйслер попросту пальцем в карту ткнули. Наугад — мол, везите нас туда.

— Секретарь министра, — Бройд заскрипел карандашом по клеточкам. — Старший инспектор столичной полиции! Вы только вдумайтесь. Им надо кого-то назначить виновным.

— Погода же, сэр. Шторм. Или капитан неопытный.

— Доргерн не воспримет идею насчет вины кайзерского капитана, который управлял кайзерским фрегатом, везя бесценных кайзерских подданных. Вы знаете мазандранскую богиню плодородия из двенадцати букв?

— Лично — нет.

— Тогда не мешайте.

Мысли Натана утекли к другой знакомой ему богине; Бройд сопел над кроссвордом, стараясь отвлечься от дурных мыслей. Смогла бы Валентина унять шторм? А спасти этих несчастных? Может, ей бы удалось… что именно — Бреннон не знал, но, как знать, будь у столичной полиции дружественно настроенная вивене — вероятно, не пришлось бы копать в Доргерне восемьдесят пустых могил.

Чай кончился; поезд мерно качало; Бреннон думал о Валентине (с нежностью) и о полезности кое-какой магии (с осторожностью). Главное не увлечься — ни тем, ни другим. А то еще рехнешься, как чертов пироман.

За четыре недели отпуска комиссар успел многое, в том числе съездить в Фаренцу — иларский город, почти весь состоящий из каналов. Земной тверди там было немного, а ту, что имелась, покрывала склизкая зеленая пленка из сгнивших водорослей, что неудивительно при такой влажности. У берегов Фаренцы лежало множество более или менее мелких островков, до которых жители добирались на лодках.

Однако Натан не нашел ни одного человека, который взялся бы отвезти его к Лиганте. Лодочники крестились, бормотали молитвы, иногда сразу шарахались. Бреннон не знал иларского, поэтому пользовался услугами гидов-переводчиков, которые кишели около каждой гостиницы, как блохи. Один из них на смеси имперского, риадского и языка жестов растолковал Натану, что на Чумной остров никто не ездит:

«La peste! Умирать много, всех жечь там! Много-много тысяч, костер до неба, ух! И живых, и мертвых. Плохой остров! Дурной воздух, злой воздух! Никто не плыть туда. Никогда совсем!»

С помощью этого человека Натан сумел провести кое-какие разыскания в городском архиве. Зимой 1630-31 годов Фаренцу охватила мощная вспышка чумы. Городские власти, объединившись с церковью, вывозили всех заболевших на Лиганту — один из самых отдаленных островков залива Фаренциани. Там тела несчастных сжигали. По скромным подсчетам, на острове сожгли не меньше десяти тысяч человек.