Альфа-особь - Андрей Викторович Стрелок

Игнат обвел взглядом разгромленное помещение.

— Пи...ц!

Вадим стиснул кулаки так, что панцирь треснул.

— Я сам виноват. Надо было предвидеть все заранее... Конечно, они не оставят нам свою игрушку просто так.

Потеря таких специалистов была ударом не только по общине, но и по надежде на будущее. Каждый из них был на вес золота.

— Каждый допускает ошибки, — протянул Игнат. — Прорвемся... у нас есть еще парочка людей, шарящих в технике.

— Они также хороши как Василий?

— Почти.

— Ладно... пора основательно заняться этими долбанными наемниками.

Вечером того же дня Вадим сидел в штабе на верхнем этаже Дома Советов, в полумраке и тишине. Перед ним на ноутбуке были выведены записи Исаева: разрозненные заметки по генетическим маркерам и совместимости. Сухие строки биологических терминов вдруг обрели вес, за ними стояла надежда на будущее, и все это теперь казалось особенно хрупким. Дверь скрипнула. Вошел Исаев, снял очки и устало потер переносицу.

— Я слышал про взрыв, — казал он хрипло. — Жаль ребят.

Вадим поднял взгляд.

— Да, серьезная потеря, но останавливаться нельзя. И потому, — он ткнул пальцем в экран. — Я согласен.

Исаев напрягся, потом осторожно переспросил:

— Согласен… провести меня через улей?

— Да, — подтвердил Вадим. — Ты хотел стать умнее, значит станешь. Так и будет. Потом еще десяток добровольцев. Они сами попросили, хотят такую же броню, как у меня. Хитин, защита, сила, телепатия.

Иммунолог молча кивнул, пряча дрожь в руках. Казалось, он ожидал этого момента с самого начала, но теперь, когда решение стало реальностью, сомнения пронзили его сердце.

— Понимаешь, — продолжил Вадим, — Противник против нас играет серьезный, по сравнению с ними кудровские менты — мелкая шобла. Они не оставят нас в покое, им нужен я и наши данные.

— А если предложим поделиться результатами исследований?

— Артур, они бы могли нормально прийти, извиниться за попытку похищения и тогда бы я подумал... А теперь вырежем сволочей до последнего. Бог мне свидетель.

Исаев опустил голову.

— Я… никогда не верил в бога. Наука всегда была для меня единственным светом. Но сейчас… — он криво усмехнулся. — Сейчас я уже не уверен, что все так просто.

Вадим положил тяжелую руку ему на плечо.

— Брось. Тут не бог. Тут вирус. Биоконструктор, что переделывает тела. Но я буду рядом все время. Если улей решит растворить тебя в кисель, я вмешаюсь.

В глазах Исаева мелькнула благодарность, но и холодная решимость.

— Тогда пошли, — сказал он тихо. — Не терпится получить бессмертие и сверхинтеллект.

В течение часа они вдвоем без лишних попутчиков добрались до одного из ульев, оккупировавшего подвал какого-то исторического здания. Коридоры тянулись все ниже. Пахло затхлостью и сладковатым привкусом вирусной органики. Зараженных не было, Вадим их выгнал, дабы не смущали пациента и не отвлекали самого светлейшего...

Исаев шел рядом, молча, сжимая кулаки, но его сопящее дыхание противогаз выдавало напряжение.

Нарывы и опухоли на потолках, стенах светились изнутри голубым, переливаясь в такт едва ощутимому пульсу.

— Вот он, — сказал Вадим, подходя ближе к большому пульсирующему скоплению серой монокольтуры. — Родительская биомасса. Врата к новой жизни.

Исаев сглотнул. Он медленно снял защитный костюм, бросил его на пол. Затем противогаз, после делал глубокий вдох.

— Все, — констатировал Вадим. — Вирионы уже в тебе, теперь дороги назад нет.

Иммунолог кивнул. Его лицо побледнело, но взгляд не отвел.

— Всю жизнь я отрицал чудеса, — прошептал он. — А теперь… теперь не уверен.

— Это не чудо, — резко сказал Вадим. — Это биохимический процесс. Контролируемая мутация.

Он указал на мягкую поверхность улья.

— Ложись. Я буду следить. Если что-то пойдет не так, вмешаюсь.

Исаев глубоко вдохнул еще раз и опустился на пол, осторожно касаясь биомассы. Она приняла его, словно теплый гель, и начала медленно обволакивать Сначала до пояса, затем по грудь. Лицо его исказилось от странной гаммы чувств, но он не закричал.

— Чувствуешь? — спросил Вадим, прислушиваясь к откликам улья. — Он тебя не растворяет. Это хорошо. Значит, совместимость высокая.

— Горячо... и холодно... -выдохнул Исаев. Его голос уже глушил слой биомассы.

Наконец поверхность сомкнулась над его лицом. Только рябь на поверхности выдавала, что внутри еще бьется сердце.

Вадим остался сидеть рядом, положив ладонь на пульсирующую ткань. Его сознание соприкоснулось с роем, он чувствовал каждую стадию работы улья, как хирург, наблюдающий за операцией.

— Держись, Исаев, — пробормотал он. — Я не дам тебе пропасть, ты мне нужен.

Улей пульсировал в глубине подвала, переливаясь сине-голубыми волнами. Вадим не отходил от него ни на шаг. Его ладонь по-прежнему покоилась на поверхности биомассы, а сознание было распахнуто, он слушал и улавливал каждую вибрацию биорадиосигналов.

Процесс шел медленно, но в этом медленном ритме чувствовалась цель. Улей словно разбирал Исаева на элементы: сначала замедлил дыхание, урезал пульс до едва уловимого уровня, после чего перестроил кровоток. Молекулярные насосы вируса работали как наномашины, разрывая цепочки ДНК и переписывая их заново.

Вадим ощущал это не зрением, а внутренним чувством, как если бы рядом дышал гигантский организм. Сигналы шли прерывистыми волнами:

+Замена. Отбраковка. Перестройка. Пропуск. Замена. Отбраковка...+

Иногда Вадим хмурился: ему казалось, что улей медлит слишком долго, будто проверяет каждую клетку по десять раз.

— Тщательно работаешь, сволочь… — пробормотал он, глядя на биомассу.

В определенные моменты он различал почти ''речь'' улья. Сигналы складывались в паттерны, которые его мозг, каждым разом все лучше, интерпретировал как отрывочные психоделические образы, в них угадывались фрагменты генома, спирали белковых цепей, светящиеся карты нейронных связей. Улей делал ставку не на грубую мутацию, а на точное вмешательство.

На шестом часу трансформации он ощутил, как в голове Исаева вспыхнула новая зона возбуждения, будто включился дополнительный узел обработки информации. Биомасса на секунду дрогнула, и Вадим нахмурился.

— Не смей его ломать! — сказал он сквозь зубы, словно улей мог услышать. — Делай, как сказано без отклонений от задуманного...

Ответом стало ровное биопульсирование. К десятому часу улей перешел к главному — нервной системе: шли сигналы о перепрошивке нейронных связей, усилении синаптической проводимости. Вадим чувствовал, что память Исаева не стирается, наоборот, ее аккуратно ''упаковывали'', делая более доступной.

К восемнадцатому часу включились процессы на уровне органов чувств. Улей переписывал рецепторы сетчатки, улучшал хемочувствительные клетки, усиливал проводимость слухового нерва.

Вадим все это время не спал. Он сидел, едва шевелясь в полутрансе, и словно через чужие глаза видел внутреннюю работу биоконструктора. Усталость жгла, но он не отрывался, если бы улей начал превращать Исаева в корм, он хотел быть готов вмешаться.

На двадцать первом часу биомасса пошла волной, словно выдохнула. Поверхность разошлась, и наружу медленно поднялся человек.