Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт

— Тревожно... — Ухад вздохнул и потер глаза. — И все же мы до сих пор не знаем, куда Суберек отправил свою последнюю партию папоротниковой бумаги.

— Я ни черта не могу найти, — сказала Калиста, покуривая трубку. Ее дыхание дрожало от дыма, когда она говорила. — Это, несомненно, профессионал. Он удалил все, что заслуживало внимания. Судя по всему, я почти сомневаюсь, что Суберек умел писать.

Ана наклонилась вперед, ее руки все еще ощупывали стол в мастерской.

— Нет, — тихо сказала она. — Он умел писать. И он много писал прямо здесь.

Воцарилось долгое молчание, когда все повернулись, чтобы посмотреть на нее, ее руки лежали на деревянной доске, как у тростниковой ведьмы, предсказывающей судьбу на ярмарке кантона.

— Вы... — недоверчиво рассмеялась Калиста. — Вы же не хотите сказать, что можете… можете чувствовать, что там было написано?

— Я многое чувствую, — тихо сказала Ана. — Видите ли, он был очень трудолюбивым писателем. С огромной силой давил на свое зола-перо… Самое сложное — определить, что было недавно. — Ее указательный палец замер на покрытом царапинами столе. — Вот, например… Оформил заказ на две панели… Датировано где-то месяцем хайнал. Я думаю. Сложно это прочитать...

Ухад посмотрел на Нусис:

— Это действительно возможно?

— Конечно, — сказала Нусис. — Я знаю, что некоторые чувствительные прививки помогают скульпторам и хирургам находить слабые места во многих материалах.

— Если у нас будет зола-перо, — сказала Ана, — и лист тонкой папоротниковой бумаги, я смогу узнать больше.

Мы с Мильджин принесли это для нее. Затем мы наблюдали, как Ана осторожно провела зола-пером по покрытому царапинами столу, покрывая его поверхность слоем мелкого черного порошка.

— А теперь бумага... — сказала она.

Словно слуги джентри, накрывающие на стол, мы взяли тонкий лист папоротниковой бумаги и медленно разложили его на столе. Затем Ана взяла кусок побег-соломы и принялась водить им взад-вперед, прижимая каждый дюйм бумаги к столу.

— Вот, — сказала она. — Теперь, если мы его уберем...

Мы с Мильджином подняли лист и перевернули его. Все тихо ахнули, потому что там, на другой стороне, все было черно-серым, но в то же время оно было покрыто корявыми белыми надписями, похожими на обратную сторону отпечатка.

— Наверное, выглядит беспорядочно, — сказала Ана. — Хитрость в том, чтобы определить, какая часть текста наиболее четкая. Это будет самое свежее письмо. Вероятно, это последнее, что Суберек написал в своей жизни… И, я надеюсь, оно подскажет нам, куда он доставил свой заказ.

Я был здесь совершенно бесполезен — обычный почерк ужасно резал мне глаза, а этот был еще менее понятен, — но Мильджин, Ухад, Нусис и Калиста склонились над бумагой, изучая ее, как какой-нибудь священный текст, пока Нусис, у которой зрение было лучше всех, не указала на один угол.

— Вот... — тихо сказала она. — Это выглядит многообещающе. Хороший отрывок, написанный над всеми остальными… Очень тщательно и очень четко. Как будто то, что он писал, имело большое значение.

Мильджин прищурился:

— Да... не адрес. Это больше похоже на инструкции.

— Да. — Нусис поднесла фонарь поближе. — К северу от Экипти... — прочитала она вслух. — Следующую часть я вообще не смогу прочитать… Но потом здесь. На запад по Петросу. Потом направо, и еще раз направо… А потом, кажется, все прекратилось.

Я мысленно вызвал карту Талагрея и быстро нашел нужную улицу.

— Эти указания ведут нас к длинной улице, идущей с севера на юг по западной окраине города, — сказал я. — Ни на одной из карт, которые я видел, у нее не было названий. Но, должно быть, именно туда Суберек доставил свой последний заказ.

Ухад отвернулся, выражение его лица было глубоко обеспокоенным.

— Я знаю эту улицу, — тихо сказал он. — Это место, где живут джентри.

— А у Дина, — сказала Ана, — есть очень дорогой реагент-ключ. — Она посмотрела на меня — не с усмешкой, а с легкой, хитрой ухмылкой. — Может быть, им с Мильджином стоит пойти на эту улицу и посмотреть, какую дверь открывает этот ключ?

КОГДА МЫ С Мильджином вышли на улицу, к нам присоединился Строви, потому что было еще темно, и нам нужны были его привилегии, чтобы пройти. Мы зашагали дальше, следуя указаниям, которые я запечатлел в своей памяти, оставляя позади укрепления на востоке и фретвайновые башни и приближаясь к пологим холмам на западе, где раскинулся город.

— Джентри... — Мильджин покачал головой. — Из-за всех этих джентри, втянутых в это дело, в моем желудке появилась плохая вода.

— Почему, сэр? — спросил я.

— В Даретане, вероятно, не так уж много таких, как они, — сказал он. — Но джентри обладают огромной властью в Империи. Если у тебя много сельскохозяйственных угодий, ты можешь многое сказать важным людям. — Он взглянул на Строви. — Хотя, конечно, капитан знает это лучше, чем я.

Строви ничего не сказал. Я вопросительно посмотрел на Мильджина.

— Строви происходит из семьи джентри, — поведал мне Мильджин. — Очень важной семьи на западе кантона Тала.

Я удивленно повернулся к Строви. Он искоса взглянул на меня — я заметил, что он не улыбался, как это часто бывало.

— Я прежде всего Легион, Мильджин, — сухо сказал он. — Как и вы. И горжусь этим.

— Верно. — Мильджин театрально поклонился ему. — Ваш послужной список и храбрость безупречны. Но именно поэтому у вас нет серьезных дополнений, да, капитан?

Лицо Строви слегка покраснело.

— Мильджин...

— Из-за слишком большого количества дополнений чертовски трудно заводить детей, — небрежно сказал мне Мильджин. — И, конечно, клан Строви намерен продолжить свой род.

— Черт возьми, Мильджин, — огрызнулся Строви. — Не лезьте не в свое дело!

Я прочистил горло.

— Возможно, — сказал я, — было бы лучше, если бы мы сосредоточились на текущем деле...

Мильджин фыркнул и посмотрел на холмы перед нами.

— На деле, да… Хотя я становлюсь все более пессимистичным. Если джентри замешаны в этом, Кол, все быстро усложнится.

На востоке забрезжил рассвет, и я начал понимать, что он имел в виду: на вершинах холмов перед нами виднелось множество огромных красивых домов