Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

— Шлюшьи паспорта, — хмыкнул Еремей, перелистнув пару. Пальцы слушались его плохо, и это Еремея злило. Одна из книжиц упала, и я поднял, раскрыл.

Книжица небольшая, в плотной обложке. Края бумаги потрёпаны, стало быть, не новая. И чернила выцвели. Прочитать написанное даже не пытаюсь. А вот фотографии нет[1].

— В смысле, шлюшьи?

— Да в прямом, — Еремей опустился на землю и бок потрогал. — Вот… погано. Прижечь надо. Тут мазнуло по краю, но кажись, зараза подсела. Подсобишь.

И это не просьба.

Ножик он тоже забрал у покойного и примостил в костерок, заботливо сгрёбши угли.

— Так что с паспортами?

— Когда девка начинает заниматься непотребным ремеслом, то паспорт она сдаёт в полицию.

— Сама?

— По правилам должна бы сама. Но обычно или мамка несёт, если не хочет проблем, или вон ловят и выписывают силком.

— Чего выписывают?

— Заменительный билет. Его ещё жёлтым прозывают. Ну и смотровую книжку[2]. А паспорт в участке остаётся. Если с девкой чего приключается…

А приключиться может всякое. Ленка о той своей жизни рассказывала неохотно. Да и не спрашивал я, как-то оно. Тошно становилось, что ли.

Бесился.

Дурак потому что. Ну да ладно.

— … то и документ надобно уничтожить. Но продать всяко выгодней.

— Они ж бабские.

— Дурак… бабам тоже бывает надо порой… но так-то главное, не что написано, это умелец выведет и выправит. Бланк. Он коронный, с печаткой. А печатка эта не просто так, но силой ставлена, — Еремей перевернул лезвие и дёрнул ворот рубашки. — Изгваздался весь…

— Есть во что переодеться.

— Переоденусь. Кстати, слыхал, что жидовки часто в проститутки идут. Вроде как… ну, чтоб выехать в столицу[3]. Но это не точно. Конечно, если имена оставить, то по спискам там, коль кто рискнёт проверить, выявят, но опять же ж… мало ли каких Матрён или Марий, или ещё кого… так что припрячь. Подумаем. Так… а теперь гляди, что надо сделать. Да помоги ты от тряпок этих избавиться, чтоб их… и деревяшку какую в зубы дай.

Деревяшек в лесу хватало.

А вот рана Еремея мне не понравилась. Нож прошёл по касательной, распоров кожу и слегка полоснув по мышцам. Крови, думаю, было прилично, а она, помнится, очень даже неплохая среда для всякой заразы. И теперь эта вот широкая чёрная царапина надулась. И края раны приподнялись, отекли.

Еремей чуть надавил и из-под сукровицы брызнуло беловатой жижей.

— Чтоб тебя… неудобное место, — он попытался изогнуться, но рана, начинавшаяся слева под рёбрами уходила за спину. — Придётся тебе. Вскрыть. Выскрести. И прижечь, пока лихорадка не началась.

Потом поглядел так и душевненько попросил:

— Только, если блевать станешь, лучше в стороночку.

А я кивнул.

[1] Привычные нам паспорта с фотографией появились только в 1938 г. Интересно, что после революции в 1918 г паспорта в принципе были отменены, как пережиток старого режима и символ закрепощения народа. Но и после 1938 г паспорта на руки получали далеко не все. К примеру, крестьянам их не давали, что делало невозможным переезд куда-либо без разрешения местных властей.

[2] Проституция в Российской империи была вполне легализована. Более того, публичные дома делились по классам, в каждом устанавливались нормы приёма, превышать которые не рекомендовалось. В документах девушек как раз уже были фотографии. Также в билете ставились отметки об обязательных медицинских осмотрах. В нём же печатались правила по надзору и правила поведения публичных женщин. В случае, когда женщина решала оставить ремесло, она приводила в участок человека, который брал её на поруки — выступал опекуном или мужем, и он уже сдавал заменительный билет и забирал паспорт.

[3] Речь идёт о черте оседлости, за пределом которой евреям нельзя было селиться. Как ни странно, проституция — одно из занятий, которые позволяли выйти за эту черту. Многие дамы, причём из хороших семей, покупали себе жёлтые билеты, чтобы жить в столице или иных крупных городах. Известен факт, когда в 1908 г на профилактическом осмотре, обязательном для проституток, было выявлено два десятка невинных девиц еврейской народности. На деле они оказались студентками Психоневрологического института, основанного профессором Владимиром Бехтеревым.

Глава 27

Воспрещается оставлять фабрику до истечения договорного срока без согласия на то хозяина или требовать от него до того срока какой-либо прибавки платы сверх установленной. За стачку между работниками с целью прекратить работу прежде истечения установленного с хозяином срока для того, чтобы принудить его к возвышению получаемой ими платы, виновные подвергаются наказаниям, определённым «Уложением о наказаниях»

Из выписки о правилах внутреннего распорядка Московского металлического завода имени Юлия Петровича Гужона [1]

Покойников пришлось тащить самому. Благо, недалече. Даже не столько они беспокоили, сколько вонь жжёного волоса и паленой плоти, что далеко разнеслась по промороженному лесу. А мороз ударил хороший, намекая, что зима-то не за горами.

Стволы посеребрило. И под ногами похрустывали листочки. След за покойником оставался широкий, явный, что тоже добавляло нервов. Если наткнётся кто, то пройти по такому следу труда не составит.

Ладно.

Как-нибудь.

Я притащил покойника к норе и запихал, а потом, присевши на корточки, потянулся к тёрну. Так-то он больше с той стороны, но и тут вон есть отростки корней. И они откликнулись на мой призыв, зашевелились белыми червями, потянулись к мертвецу. Тело погружалось в землю куда медленней, чем там. А я, задравши голову, поглядел на небо. Ну… зима близко, ночи длинные, так что пару часов в запасе есть.

Я толкнул Призрака, чтоб к Метельке прогулялся и передал, что всё в порядке. Потом подумал, что стоило бы записку написать. Потом подумал уже, что не на чем и нечем. Так что как-нибудь так. А потом думать надоело, и я отправился за вторым покойником.

Еремей, закутавшись в честно отобранную шинель, сидел, чуть покачиваясь и старался не слишком громко скрипеть зубами. Вид у него был… ну в общем, полевая хирургия — занятие очень на любителя. Нет, я старался, чтоб побыстрее, но всё одно хватило и боли, и вони, и грязи. Главное, чтоб помогло. А там, в убежище, и зелье вроде какое-то имелось, которым Таньке руки мазали.

— Дойдёшь? — тихо спросил я, подхватывая покойника за ноги.

А сверху вдруг сыпануло снегом. Белым-белым.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Хотя… если сыпать будет до утра, то широкие следы точно укроет. А у нас в норе тепло. И в целом-то неплохо.

Правда, уходить всё одно надо.

— Дойду, — Еремей поднялся, скособочившись. — Я