Пепел чужих костров - Дмитрий Панасенко

из арбалета куда-нибудь под ноги. Но такого радушия ожидать было нельзя. Что-то было неправильно, он не мог ничего доказать. Улыбки? Шутки? Смех? Доброжелательность? Быстрые взгляды за спиной? Все это можно объяснить реакцией на красавицу Кирихе. Пусть и давшие обет безбрачия, мужчины, вполне естественно пытаются привлечь к себе внимание встреченной ими женщины. Краткая молитва, где только один Леменет знает слова, а остальные неразборчиво бормочут себе под нос? Стоит ли много требовать от пусть и монахов, но прежде всего воинов, половину жизни проводящих «в поле», за пределами стен монастырей и конечно далеких от изучения катехизиса. Свежая баранина в седмице пути от ближайших поселков? Возможно, они встретили идущий на торжище обоз или просто наткнулись на отбившуюся от стада и потерявшуюся в горах овцу. Слишком новые доспехи, пелерины и упряжь для коней? Не обмятые седла? Ну что же возможно брат-интендант решил заменить снаряжение перед выходом своих товарищей на очередное задание. Каждый факт можно объяснить, каждое обстоятельство не значит ровно ничего, но почему же ему так неспокойно? Это напоминало ему степи. Сулджуки, несмотря на формальный более чем полувековой мир с империей, не любят чужаков. И если в селении тебя встречают угрюмым молчанием, сжатыми кулаками, а в руках мужчин помоложе, будто бы невзначай появляются вилы и серпы, значит все в порядке. Значит можно договариваться. Торговаться за еду, воду из колодцев, задавать осторожные вопросы и выслушивать не менее настороженные ответы, можно даже оставаться на ночлег, который, может быть и без радости, но принуждаемые обычаями и законами гостеприимства тебе предоставят. Но если деревня встречает тебя улыбками и закатывает по твоему прибытию пир… Самое время оттуда убираться. Причем как можно скорее. Потому что это может значить только одно. Весточка ближайшей банде «братьев степи», уже послана и стоит тебе отъехать от аула на пол лиги, тебя будут ждать стрелы и острая сталь. Больше всего сейчас Эддарду хотелось бы растолкать травницу и поделится своими подозрениями. Но что он ей скажет? Что цу Гернхарт слишком любезен? Что видел, как у пары всадников при взгляде на нее странно блестели глаза? Что снаряжение монахов выглядит, будто им пользуются не больше пары седмиц? Что дозоры расставлены так, словно паладины не сколько опасаются нападения извне, сколько, явно не хотят того, что кто-то выйдет за пределы их стоянки незамеченным? Что ему не дали покормить коней, отговорившись, что сами все сделают? Глупости. Игры разума и паранойя вызванная усталостью событиями последних дней. Ну, хорошо. Допустим он поделится своими подозрениями и Майя ему поверит. Что им делать дальше? Прорываться из лагеря и бежать в горы? Ночью? Не зная троп и укрытий, не имея опыта ухода от погонь? От тридцати с гаком вооруженных мечами и арбалетами латников? Или сражаться с целой ротой вдвоем? Нет. Надо что-то сделать. И все, что он может сейчас это проверить свои подозрения. Хоть это и страшно. Но надо смотреть страху в глаза. Если ты чего-то боишься — либо делай сразу, либо не ной потом, что так вышло.

Решительно встав, Эддард одернул полы куртки, подхватил трость, выбрался из фургона и огляделся вокруг. Что же. Леменет не соврал. Костры действительно разожгли. Не жалея топлива и с явной целью не сколько согреется сколько осветить весь лагерь. Пара дежуривших у куреней закованных в доспехи мужчин, даже не обернулась, казалось всецело занятая поджариванием над огнем насаженных на палочку маринованных в вине колбасок. Еще трое устроившиеся на расстеленном у костра одеяле шепотом переругиваясь, лениво играли в кости. Ученый нахмурился. Еще одна странность. Несмотря на ночное время, и расставленные дозоры, никто из мужчин не снял доспехов. Лишь некоторые избавились от шлемов. А ведь во всем этом железе не то что ходить, просто сидеть тяжело. Коротко кивнув игрокам, цу Абеляр оглядел дальний конец стоянки. Загнанные в наскоро выстроенный из срубленных кустов и еловых веток, кораль, кони спали, чуть заметно покачивая низко опущенными головами. Из дальнего шалаша слышались приглушенные голоса и смех. Стоящий наособицу привезенный монахами с собой шатер цу Гернхарта щерился приоткрытым клапаном. Внутри было темно. Рыцарь либо спал, либо находился где ни будь еще. Демонстративно покрутив головой, Эддард, тяжело опираясь на трость, вразвалочку двинулся в окружающую лагерь темноту.

— Эй. — Выросший словно из ниоткуда латник, кажется представившийся во время ужина Мраком, мягко, но настойчиво придержал ученого за локоть. — А ты это куда намылился, господин хороший?

— Кхм… — Так же осторожно, будто боясь испачкать закованные, несмотря на ночное время, холод и вездесущую сырость, в тяжелое железо пальцы, Абеляр высвободился из захвата и развернувшись к остановившему его мужчине смущенно улыбнулся. — Как бы правильно сказать… Мне ну… В общем…

— А-а-а. — На тронутом оспой лице латника появилось понимание. — До ветру, значит… Это понимаю. Небось, уже возраст не тот, чтобы по горам скакать да на земле спать, господин хороший, да? Я и сам бывает, как спину простужу так по десять раз за ночь встаю.

— Ну тогда… — Эддард широко улыбнулся и сделал шаг к отделяющей свет от тьмы границе.

— Стой, господин хороший. Не велено туда ходить. — Тут же нахмурившись Мрак вновь схватил ученого за рукав. — Опасно там, господин. Вдруг тебя волк за естество ухватит, а мне отвечать. Или споткнешься да ушибешься. А господин цу Генрхард командир лютый. Ежели с тобой, что случится, разжалует меня из десятников и заставит каждый вечер с мешком камней вокруг стоянки до упаду бегать. Не. Так не пойдет. Вон туда иди. Ткнув куда-то за шалаш мужчина криво усмехнулся.

— Я, как бы не по малой… — Отвел взгляд Эддард. — От вина кишки скрутило.

— Так мы там, под стеночкой яму выкопали. — Хмыкнул Мрак. — Стенка не высокая, но задницу прикрыть хватит.

— Но… — Шаркнув носком чуть не развалившегося от такого обращения сапога, Абеляр попытался изобразить на лице брезгливость. — Это же… неприлично. Не могу когда… видно.

— Слушай, господин хороший. — Крепко сжимающие локтевой сустав ученого пальцы начали медленно, но неумолимо сжиматься. — Это господин Леменет можеи привык, чтобы га-лан-тно и с вежеством благородным. А я человек простой. От сохи и плуга, так сказать. Вот и говорю тебе по простому. Там опасно. Понимаешь, голова твоя упрямая? Опасно. Волки, бандиты, твари всякие. — Улыбка медленно слезла с лица мужчины, обнажая бесстрастное, жесткое, лицо опытного убийцы. — Мы тут больше седмицы по кручам коней мучали и ноги себе ломали, по камням скача и вас выискивая. Плохие места. Сказан же. Дважды на разбойников нарывались. — Десятник зло сплюнул. — Один раз ночью горный