Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

class="p1">Метелькин голос звучал на редкость спокойно, убаюкивающе. А я выдохнул, подумав, что у каждого свой способ не сойти с ума. Мишка вон вперился куда-то взглядом, стоит, покачивается с пятки на носок и обратно. И видно, что хочется ему ударить.

Хоть кого-нибудь.

Выплеснуть злость. И обиду. Вовсе… ему, наверное, вообще хреново. Жил себе, не тужил. Ну да, может, родня не сильно жаловала, но так и не отказывалась. Состояние было. Дело было. Перспективы какие-никакие, что в роду, что вовне, тоже были. Даже план имелся, как понимаю, вполне внятный и реализуемый.

А тут…

— Мишка, — я заговорил, понимая, что надо его на что-то переключить. — Слушай… ты ж с артефактами работал?

— Скорее с артефакторами, — он не повернулся в мою сторону.

— Один хрен.

— Вот… не ругайся. Это некрасиво.

— Зато на душе легче, — я пожал плечами, чувствуя, что долго мы не простоим. Ветер и вправду накатывал ледяной, порывистый. И снег вон вьюжит-кружит. — Я про другое. Этот артефакт, «Перо архангела»… в общем, его ж не так просто сделать?

— Непросто? — Мишка соизволил-таки повернуться. А ведь выскочил, как был, в одной рубашке. Нет, чукча, может, холода и не чувствует, но всё одно не дело. — Это мягко сказано.

— То есть, вот просто любой мастер не справится?

Это я и сам понимаю, но мне надо, чтоб он думать начал не про порушенную жизнь, а о деле.

— Любой? Да и не любой. Я вообще не уверен, что такие мастера есть, — Мишка-таки поёжился. Значит, не такой и холодостойкий он. — Где тут дрова-то?

— Так, вона, видишь, крыша скатом, — влез Метелька. — Разумно. Давайте, я гляну, чего там… а про ваши перья вы уж во внутрях потолкуете, пока в конец не околели.

Глава 29

Их Императорские Высочества Великие Князья Кирилл Владимирович и Владимир Владимирович вчера посетили «Осеннюю выставку картин», устроенную в залах Императорской академии художеств. При обозрении художественных произведений объяснения Их Императорским Высочествам давал заведывающий выставкой художник Цириготи.

Листокъ

Татьяна к нашему возвращению успокоилась. И только покрасневшие глаза да нос распухший выдавали, что она плакала. А может, и не от слёз покраснели, но с холоду. Главное, что она пересела поближе к Тимохе, а тот словно и ожил, обрадовался, заворковал что-то непонятно-младенческое.

— Я прошу простить меня за ту вспышку, — произнесла Танька, старательно глядя в стену мимо Мишки. — И недостойное поведение.

— Фигня вопрос, — ответил за Мишку Метелька и увернулся от затрещины. — Не? Ну чего? Будете тут до утра друг с дружкой расшаркиваться.

— Он совершенно невыносим, — сказал Мишка, но вторую затрещину не отвесил. А Татьяна как-то нервно улыбнулась и добавила:

— Оба. Они оба такие. Полное отсутствие не то, что манер, даже намёка на манеры.

— А ещё я ложечки облизываю, — признался я, раз уж у нас этакая семейно-светская беседа пошла. — И замерз, как собака. Тань, ты согрелась?

— Более или менее. И спасибо.

Она подбородок задрала, пытаясь нацепить маску горделивой отстранённости, мол, она выше этого вот всего. Но получилось фиговато. Хотя критику я оставил при себе.

— Значит, вы решили отправиться в Петербург? Присоединиться к революционерам? — осведомилась она светским тоном и протянула руки к очагу. Махонький, но сложен тот был весьма толково. Дрова горели, нагревали камни, а уж от них и вся землянка набиралась тепла. — Зачем? И вправду думаешь, что если свергнуть самодержавие, жить станет легче?

— В жопу самодержавие, — сказал я, тоже руки протянув. — Точнее мне оно мало интересно. И если что, народное благо тоже.

Помолчал и добавил:

— Тем более не будет никакого блага.

— Почему? — поинтересовался Мишка, заглянув в котелок. — Вода закипает.

— Травки там есть. Лист брусничный, кора. Хорошие. Свежие, — Еремей вытянул из сундука мешочек и, развязав, сыпанул горсть в кипяток. — Сейчас настою выпьем, покушаем и всё-то полегчает.

Тимоха загулил и руку вытянул, чтоб до котелка добраться, но Татьяна сказала строго:

— Сиди смирно.

И Тимоха подчинился. Я ж ответил:

— Почему? Потому что сейчас власть есть одна. Плохая или хорошая, это уже дело третье. Но она есть. А те, которые хотят сковырнуть её, думают, что это просто, быть властью. Что они сядут, начнут законы издавать премудрые, а все восхитятся мудростью и побегут эти законы немедля исполнять. На самом деле они и друг с другом будут не способны договориться. И законы эти. Не бывает таких, чтоб всем нравились. Одни захотят одного, другие другого. А по итогу вместо одной понятной власти появится десять разных. И каждая будет на себя одеяло тянуть. А чем дальше, тем больше хаоса. Ну и из хаоса новая власть родится, такая, которая сумеет прочих под себя подмять. Только совсем даже не уговорами, а кровью. И крови прольётся изрядно. Куда больше, чем сейчас. Как-то вот так.

— Знаешь, а до политики мы с тобой так и не дошли, — произнесла Татьяна задумчиво.

Я ж плечами пожал.

Нет, может статься, в этом мире всё сложится иначе, только… неспокойно оно.

— Тогда зачем нам к революционерам? — она положила забинтованные руки на колени и старательно не смотрела на них.

— Несколько причин, — я запнулся, раздумывая, с чего бы начать. — И первая — документы. Нам они понадобятся. Мы как-то вот на бродяг похожи. А бродяг не любят. Законным образом получить бумаги вряд ли выйдет. А незаконно есть два пути. К бандитам, но там… не стоит. Сдадут. Или полиции. Или своим же.

Про Сургата и его связь с Воротынцевыми я не рассказывал.

И сейчас не буду.

— А вот революция — это другое дело. Нет, там тоже хватает всяких, но всё же друг за дружку они держатся. И документы у них будут. Наверняка делают для своих же. Беглых там. Или чтоб влезть куда, устроить человека в нужное место с чистым паспортом.

— А вторая?

— Вторая… артефактор у них больно хороший, — я вытащил из сумки наши запасы. — Поесть надо.

— Поем. Ты рассказывай, — Татьяна поглядела на руки и поморщилась. — Ничего не чувствую. Смотреть страшно.

— Я могу помочь.

— Спасибо, — оборвала она Мишку. — Я справлюсь.

И пока не начался новый круг светских танцев, я продолжил:

— Не знаю, рассказывал тебе дед или нет…

При упоминании деда Татьяна нахмурилась.

— … но когда мы сюда ехали, то на поезд напали. Применили один артефакт, который убил всех, кто находился в вагоне. Нет, не так, как у нас, но похоже. Типа газа что-то или магии. Там я так и не понял. Но знаю, что штука очень и очень редкая.

— «Туманная погибель», — дополнил Метелька.

— И вы