Навола - Паоло Бачигалупи

— А мне жаль твою жену. Она сама высохнет, точно мумия, дожидаясь, пока ты ее наполнишь. — Челия театрально прижала руку ко лбу. — Ай! Где мой Давико? Ему следует гладить мои бедра, но он оставляет меня одну в ночи, совсем одну, а сам гладит холодное дерево. Ай. Какая я несчастная, вечно одна.

— Ты считаешь себя такой умной.

— А я и есть умная.

— Я не глажу дерево, — сказал я и тут же об этом пожалел.

— Дергаешь корень, гоняешь шкурку, душишь священника...

— Почему бы тебе просто не уйти?

— Почему бы тебе не раскрыть мне свой секрет?

Она напоминала собаку, вцепившуюся зубами в крысу. От такой не избавишься. Я отошел к перилам балкона, желая оказаться подальше от дверей. Посмотрел на лежавший внизу куадра, гадая, чем бы ее отвлечь.

Челия приблизилась и оперлась о перила рядом со мной. Ее дыхание клубилось облачком в холодном ночном воздухе. Она плотнее закуталась в шаль.

— Однажды мы договорились, что не будем хранить друг от друга секретов. Что всегда будем говорить правду.

— Я не лгу.

— Но скрываешь. Это то же самое.

Я отвернулся.

— Неужели наши клятвы так мало значат? — спросила она. — Я рассказываю тебе все мои тайны. А ты мне — нет. — В ее голосе звучала обида. — Я твоя сестра, но ты все равно считаешь меня недостойной доверия.

— Дело не в этом.

— А в чем? По-твоему, я злая? Думаешь, стану осуждать тебя за твои желания? За пристрастия и одержимости? Мне все равно, Давико. Я просто хочу знать тебя, как ты знаешь меня.

Я не ответил, и она вздохнула.

— Что ж, храни свои тайны.

Челия закуталась в шаль и повернулась, чтобы уйти.

— Это драконий глаз.

Слова слетели с моих губ прежде, чем я осознал, что решил ей рассказать. Если бы она рассердилась на меня, я бы промолчал. Если бы ругала за лицемерие или терзала за скрытность, я бы возвел стены против нее. Но в ней чувствовалась лишь скорбь от утраты близости.

Или, может, это было мое собственное одиночество. Желание, чтобы меня по-настоящему знал хотя бы один человек. Давление на меня возросло, круг друзей сузился, внимательные глаза, казалось, были повсюду, и мое чувство изоляции усилилось. Я обнаружил, что люди, которых я считал друзьями, в действительности были врагами, а оставшиеся друзья видят во мне инструмент влияния на моего отца.

Я вспомнил, как Джованни просил, чтобы я заступился за его кузена. Мы словно сидели в разных лодках, плыли по разным рекам. Я — ди Регулаи. Он — тот, кто чего-то хочет от ди Регулаи. Мы были участниками сделки, а не друзьями. Со мной в лодке никого не было. У меня не осталось никаких связей.

Думаю, все это ослабило меня. Я отчаянно нуждался в человеке, которому мог бы признаться. В человеке, способном облегчить одиночество фаччиоскуро, унять подозрения, тревогу.

— Драконий глаз? — удивленно спросила Челия.

— Я... слушаю его. — Я избегал встречаться с ней взглядом. Внизу, в куадра, фонтан Калибы тускло блестел в лунном свете, лишенный воды из-за наступления холодов. — Слушаю дракона.

— Но... — Она нахмурилась. — Ты сказал, он для тебя мертв.

— Най. Он по-прежнему здесь. Если сосредоточиться, я его слышу.

— Ты... солгал отцу? — Челия изумленно рассмеялась. — Ты обманул Каззетту?

— Я этим не горжусь.

— Зато я горжусь тобой, Давико. Ты наконец стал мужчиной. — Она покосилась на дверь. — Хотя по-прежнему щупаешь деревянных нимф в темноте.

— Я не щупал. Я слушал.

— Ладонью?

— Не знаю, зачем я тебе рассказал.

Я повернулся, чтобы уйти, но она поймала меня за руку и притянула обратно.

— Сфай, Давико. Я просто шутила. Расскажи. Расскажи, и я выслушаю. Расскажи, и я услышу тебя. Я больше не стану дразниться.

— Тогда положи руку на дверь.

Челия озадаченно посмотрела на меня.

— Ладно.

Пожав плечами, она подошла к дверям библиотеки. Прижала ладонь к дереву рядом с огромной латунной скобой в виде Быка ди Регулаи. Рядом с ним ее рука казалась крошечной, а она сама — еще более хрупкой и ранимой.

— Вот так? Так ты слушаешь?

— Я не... — Я поискал подходящие слова. — На самом деле, я не слушаю. Я... чувствую.

— Что ж, я чувствую дуб.

— Это не дуб, а дерево катреданто.

— И кто теперь умничает?

— Тебе не нужно чувствовать дверь. Слушай то, что за дверью.

— Рукой?

— Просто попробуй.

На самом деле мне не нужно было даже пробовать. Это чувство щекотало мой разум уже несколько месяцев. Огромное создание в последнее время пробуждалось от сытого сна. А я за ним наблюдал.

Пока лето перетекало в осень и мы искореняли заговоры Авицци, дракон медленно шевелился, а я наблюдал за ним.

Когда мы отправляли люпари в Мераи, я наблюдал.

Когда мы получили донесение, что Чичека поймали в ловушку в открытом поле и он потерял много солдат, я наблюдал.

Пока воплощались в жизнь планы моего отца по созданию наволанской армии, я наблюдал.

И когда Чичек, хитрый лис, сбежал через болота, где утонули многие люпари, я наблюдал.

И когда Чичек благополучно укрылся в Чьелофриго — раненый, но под защитой стен своей крепости, чтобы зализать раны и создать новые проблемы, — я наблюдал.

И все это время дракон спал. Иногда он потягивался, будто огромная кошка, и я резко садился, изумленный мощью его движений. Но он затихал, и чувство угасало.

Однако сейчас, похоже, пробуждался.

— Что он тебе говорит? — спросила Челия.

— Он не... — Я тряхнул головой. — Это работает иначе. Он спит. Если прислушаться, можно проникнуть в его сны.

— Ты проникаешь в драконьи сны. И делаешь это своей рукой.

— Нет. Но это мне помогает...

Тянуться.

Помогает тянуться к твари, стремиться к ней. Однако в действительности я теперь часто чувствовал дракона. Ощущение исчезало, если я находился далеко от палаццо, но усиливалось, когда я лежал в постели в ночной темноте. Оно напоминало сердцебиение. Всегда есть — но ты редко обращаешь внимание в дневной суете. Когда я сосредотачивался на каком-то деле — например, скакал на Пеньке или подводил баланс в гроссбухе, — мое сердце не прекращало биться, потому что иначе я бы умер, — но и не особо проявляло себя. Однако с наступлением ночи, когда весь палаццо погружался в сон, стук моего сердца громко отдавался в ушах.

— Я ничего не чувствую.

— Потому что не можешь успокоиться. Нужно быть спокойным.

— Я спокойна.

— Нет, ты все время движешься. Словно бабочка. Успокойся для разнообразия.

— Как...

— Представь, что лежишь в постели и можешь услышать сердце, но только если будешь лежать очень тихо и неподвижно. Почувствуешь, как оно стучит в груди. Услышишь его биение в ушах. Ощутишь, как твоя собственная кровь пульсирует по телу. Даже в кончиках пальцев. Как она добирается до лица. Как пульсирует под кожей, как пробегает по всему телу, снова, и снова, и снова... — Я сделал паузу. — Слушай, как если бы слушала пульсацию жизни внутри себя.

Я прижал ладонь к дереву рядом с рукой Челии, пытаясь вернуться в то мгновение, когда она меня отвлекла. Это было все равно что собирать нитки распустившегося вязания. Я заставил себя успокоиться. Дышать. Ощущать ночную прохладу кожей лица. Холодный воздух, проникающий в ноздри. Слушать.

Где же он?

Я слышал потрескивание факелов. Дерево под моей ладонью было гладким. Мой пульс пробегал от сердца к кончикам пальцев и обратно. Дракон здесь. Спит, подобно Колоссу Гиппатскому. Он всегда был здесь. Как мое сердцебиение. Я потянулся...

Дверь под моей рукой ожила. Я чувствовал текстуру древесины, жизнь, которой когда-то обладала высокая сосна катреданто. А потом дерево будто раскрылось под моей ладонью — и внезапно дракон оказался со мной, его присутствие хлынуло в мой разум, заполнило голову, продолжая расти, хотя казалось, что там уже не осталось места.

Он был огромным.

Я вновь почувствовал, какие мы маленькие в сравнении с ним. Какие простые. Какие бессмысленные. Ощутил груз драконьих лет. Пустынные ветра шуршали над