Основы человечности. Работа над ошибками - Екатерина Владимировна Шашкова

Инга тем временем перебралась ко второму столбику, а вскоре и к третьему. До появления Буранова она успешно украсила надписями четыре штуки — те, что располагались по углам беседки, — и только после этого успокоилась и уселась на скамейку.

Главный кошмар учителей и учеников опоздал почти на пятнадцать минут. Впрочем, ничего удивительного, он и на уроки вечно опаздывал. Но сейчас Тимур впервые обрадовался его появлению, потому что сидеть без движения с каждой минутой становилось всё труднее: в дублёнке было тепло, а вот ноги в осенних ботинках начали ощутимо подмерзать. Надо было тоже зимние достать!

— Ну и чего тебе? — с места в карьер спросил Буранов, и в его исполнении такое начало разговора звучало почти вежливо. С ходу драться не полез — уже неплохо.

— Это ты хотел поговорить, — напомнила Инга.

— Так я в школе хотел, а не на свиданки с тобой ходить. У меня, может, дела ещё, меня человек ждёт, — вопреки собственным словам, хулиган плюхнулся на лавочку и развалился там в такой позе, словно давным-давно познал дзен и уже никуда в этой жизни не торопится.

— Лучше здесь. Тихо и никто не мешается. А если в школе увидят, что мы общаемся, могут возникнуть вопросы. У Ксюхи точно возникнут. Мне кажется, она и так меня подозревает.

— Да какие вопросы? Откуда? От тебя же никакого толку, всё равно ничего не сделала.

— Всё я сделала. И точно знаю, что её бабушка видела фотографии.

— И? Чего молчишь тогда? Выкладывай!

— Я больше ничего не знаю, — смутилась Инга.

— В смысле? — удивился Буранов. — А откуда тогда инфа, что бабуся фотки видела?

— Ксюха сказала.

— И? Ну что из тебя, клещами всё тянуть, что ли? Что дальше было? Сильно ей влетело?

— Не знаю. Она хотела рассказать, но… в общем… я убежала. Испугалась.

— Дура! — припечатал Буранов, и прозвучало это не грозно, а скорее обречённо. — Зря я с тобой связался вообще, надо было всё самому делать. Или кого-нибудь нормального попросить.

— Ты меня не просил, ты меня заставил, — тихо возразила Инга. И, кажется, на эту фразу она истратила всю накопленную решимость.

— Кто? Я? Заставил? Да я тебя пальцем не тронул! — Голос Буранова сделался тягучим и приторным, как свежий мёд. — Предложил честную сделку: одни фотографии в обмен на другие. Больше-то с тебя взять нечего. Если ты была против, то почему сразу не отказалась?

В школе он общался не так: грубее и проще. Хамил всем без разбору — и учителям, и ученикам, затевал драки, ставил подножки, пачкал мелом вещи. В общем, вёл себя как стереотипный хулиган, у которого в голове осталось всего три клетки мозга, причём две из них играют третьей в футбол.

А сейчас он то ли старательно красовался перед девчонкой, то ли наконец-то показал настоящего себя, и второй вариант Тимуру совсем не нравился. Когда ученик тупой — с этим ещё можно что-то сделать, а вот когда он зачем-то изображает тупого, приструнить его становится гораздо сложнее.

Впрочем, тонны грубейших ошибок в сообщениях никто не отменял. Тупой не тупой, а по-русски пишет хуже Людвига.

— Я… — Инга встала со скамейки и вышла в центр беседки. Выпрямилась. — Я сделала всё, что ты просил. Удали мои фотки. Пожалуйста.

Тимур напрягся. То, как она стояла, как говорила, как упрямо держала руки в карманах… и, наконец, как расчётливо она выбрала место, равноудалённое от всех деревянных столбиков, исписанных заклинаниями, — всё это подсказывало, что сейчас что-то произойдёт. Что-то магическое.

Что может сотворить с противником девочка-подросток, загнанная в угол? О, что угодно! Особенно если по-хорошему он не понимает.

А понимать Буранов отказывался.

— Неубедительно просишь, — хохотнул он. — Может, на колени встанешь? Тогда я подумаю.

Инга нервно сглотнула, переступила с ноги на ногу… и вытащила из кармана шоколадный батончик. Надорвала упаковку, откусила. И совершенно безобидным жестом протянула Буранову:

— Будешь?

— С чего вдруг? — удивился тот. — Это ты мне взятку, что ли, предлагаешь?

— Нет, просто делюсь по-дружески. Люди иногда так делают. Но как хочешь, я и сама съем. Извини, я всегда хочу есть, когда нервничаю.

— Ты всегда нервничаешь, — заметил Буранов. — Ты поэтому такая толстая?

— Да, — не стала спорить Инга и ещё раз куснула батончик.

Инга, которая буквально позавчера отказывалась от шоколадных конфет на кухне у Тимура.

Инга, которая говорила, что мать запрещает ей есть сладкое.

Инга, которая точно что-то задумала!

Ну не отраву же она в шоколадку подсыпала, в самом-то деле! Иначе не стала бы сама её есть!

— Ладно, давай! — решился Буранов. Подскочил к девочке, вырвал батончик у неё из рук и разом откусил половину.

— Эй, мне-то оставь! — возмутилась Инга.

— Перебьёшься. Нервничай дальше! — Он затолкал в рот остаток шоколадки, демонстративно потряс пустой обёрткой и швырнул её за пределы беседки. — А вот теперь можешь вставать на колени. Хотя нет, погоди…

Он выудил из рюкзака алюминиевую банку, вскрыл её и сделал большой глоток. Ну да, после шоколадки, умятой в один присест, пить наверняка хотелось.

— Можно мне тоже? — тихо спросила Инга.

Буранов посмотрел на неё с лёгким скептическим удивлением, как на внезапно заговорившую подставку для ног, но банку протянул. Кажется, он тоже заметил, что с Ингой творится что-то странное, но решил досмотреть представление до конца.

Или Тимур просто приписывал ему свои мысли и выдумывал сложности на пустом месте? Но нет, меловые росписи на стенах он явно не выдумал, и они точно не были случайными узорами.

Но в любом случае ничего страшного в беседке пока не происходило, поэтому Тимур просто понадеялся, что в банке обычная газировка, а не пиво или какой-нибудь ядрёный энергетик, и остался на своём месте.

Инга отхлебнула из банки, покрутила её в руках, облизнула губы…

— Вернуть не хочешь? — напомнил Буранов.

— А… да… — девочка протянула ему банку. Достала телефон. И с улыбкой велела: — А теперь вылей остатки себе