Переплетения - Гизум Герко

— Сиди, пап, сиди, — поспешил я к нему, опускаясь на небольшой стульчик рядом.

На его коленях лежала потертая картонная папка, из которой выглядывали края пожелтевших листов ватмана. Старые чертежи. Его мир. Он перехватил мой взгляд.

— Механизмы стареют, Андрей. Как и люди, — тихо, почти беззвучно сказал он. Это была его манера общения — говорить редкими, но емкими афоризмами.

Мама хлопотала на кухне что-то напевая, ее голос доносился оттуда приглушенно. Мы же сидели молча. Отец смотрел на меня своим пронзительным, инженерным взглядом, который, казалось, видел не лицо, а внутреннее устройство. Он всегда чувствовал мое состояние, даже когда я сам его до конца не осознавал.

— Задачку? — спросил он.

Я кивнул.

— Можно, но сложную.

Он не стал уточнять. Вместо этого его рука медленно, с видимым усилием, потянулась к книжной полке рядом с креслом. Он вытащил толстую, потрепанную тетрадь в твердом переплете. Его старый инженерный дневник. Летопись его мыслей, идей и изобретений, которую он вел еще с тех времен, когда работал в закрытом конструкторском бюро.

Он долго перелистывал страницы, исписанные убористым почерком и испещренные схемами и формулами. Наконец, видимо, нашел то, что искал. Он развернул тетрадь ко мне.

На странице была подробная схема какого-то невероятно сложного замкового механизма. Десятки шестеренок, рычагов, противовесов. Но самое интересное было в описании, выведенном аккуратными печатными буквами.

«Замок с нелинейной логикой. Принцип действия основан не на последовательном подборе комбинации, а на создании резонанса в системе. Ключ должен не просто входить в скважину, а имитировать определенную частоту вибраций. Каждый неверный ввод не обнуляет попытку, а меняет внутреннее состояние всего механизма, усложняя последующие шаги. Выход — в понимании системы, а не в переборе вариантов».

Я смотрел на схему, на эти записи, и поражался его сложности. Это был не просто чертеж. Это была философия. Философия, которую я понимал, как никто другой. Это был образ мышления, который он передал мне по наследству — не через гены, а через такие вот тихие вечера, через совместный разбор старых механизмов, через умение видеть за набором деталей единую, работающую систему.

Отец слабо постучал костлявым пальцем по схеме в дневнике. Его голос, обычно тихий, обрел нотки былой преподавательской ясности.

— Видишь эти балансиры? — он указал на сложную систему противовесов. — Они реагируют не на поворот ключа, а на давление. Слишком сильно нажмешь — система блокируется. Слишком слабо — штифты не встанут на место. Каждый раз, когда ты делаешь ошибку, вот этот маленький грузик, — его палец обвел почти незаметную деталь, — смещается. И вся внутренняя конфигурация замка меняется.

Он посмотрел на меня, и в его выцветших глазах мелькнул огонек былого азарта.

— Все попытки взломать его силой или перебором комбинаций были обречены. Он открывается не тогда, когда ты делаешь правильные вещи, а когда ты перестаешь делать неправильные.

Я вслушивался в каждое слово, понимая, что он говорит не только о куске металла. Он говорил о подходе к решению проблем. О философии.

Он медленно, с усилием, закрыл тяжелую тетрадь и положил ее себе на колени, поверх папки с чертежами. Его взгляд снова устремился в окно, но я знал, что он обращается ко мне.

— Любая система, Андрей, — произнес он тихо, но так отчетливо, что казалось, эти слова отпечатались в воздухе, — даже самая хаотичная на вид, имеет свою внутреннюю логику. Главное — найти правильный ключ. А ключ — это почти всегда понимание замысла создателя.

Понимание замысла создателя.

Это было не просто заумное изречение. Это был фундаментальный принцип системного анализа, который я подсознательно использовал всю свою жизнь. Чтобы найти уязвимость в коде, нужно было думать, как программист, который его написал. Чтобы спроектировать квест, нужно было понять психологию игрока, который будет его проходить.

И чтобы разгадать загадку Туториала, мне нужно будет понять замысел того, кто его создал. Не «эффективных менеджеров» из «НейроВертекса», которые видели в нем лишь забавный прикол. А того… или того, что стояло за ним на самом деле. Того самого «адаптивного ИИ», остатки которого, как я теперь был уверен, и породили эту системную аномалию.

Отец ничего не объяснял детально. Он просто показал мне задачку из своего мира, чтобы отвлечь от моей. Он прекрасно знал какая последует реакция. Этот старый, пыльный дневник, эта забытая концепция замка, изобретенного полвека назад в советском КБ, только что дали мне огромную прорву информации для размышления.

Он бережно отложил свой дневник и посмотрел на меня. Я улыбнулся в ему.

— Спасибо, пап.

Он лишь едва заметно улыбнулся в ответ краешком губ и снова устремил взгляд в окно, на увядающий осенний сад. В этот момент между нами не было нужды в словах. Два системщика, старый и молодой, поняли друг друга без единого звука.

Я уезжал от родителей в глубокой, звенящей задумчивости.

Дорога петляла в вечерних сумерках, фары выхватывали из темноты стволы деревьев, но я не видел ничего этого. Перед моими глазами стояла схема «Замка с нелинейной логикой», а в ушах звучали слова отца.

Глава 4

Вернувшись домой, я не чувствовал ни усталости, ни опустошения.

Тишина квартиры больше не давила — она звенела от напряжения, как воздух перед грозой. Слова отца были не просто воспоминанием — они стали новой операционной системой, загрузившейся в мой мозг. Понимание замысла создателя.

Я не стал даже включать свет в гостиной. Прошел прямиком к своему креслу, которое в полумраке комнаты казалось пультом управления космического корабля.

Решение было принято. Сомнений не осталось.

Нырнув в знакомую процедуру погружения, я оказался перед экраном выбора персонажа. Вот он, Маркус 10-го уровня, стоящий на краю туманных болот. Мой аватар, моя личность в этом мире. И я проигнорировал его.

Моя рука уверенно выбрала опцию: «Создать нового персонажа».

Пустышка. Одноразовый инструмент, который не жалко сломать. Система запросила имя.

Курсор равнодушно мигал в пустой строке. Нужно было что-то быстрое, бессмысленное. Имя-заглушка, идентификатор для протокола испытаний. В голове, как назойливые всплывающие окна, замелькали лица из моей профессиональной жизни. В результате плюнув, я ввел то что являлось действительностью.

Маркотвинк

Нелепо. Безлично. Идеально.

Я нажал «Подтвердить».

Погружение в этот раз было другим. Не бегством от реальности, а командировкой. Не приключением, а экспериментом. Я не искал эскапизма — я искал данные.

Вспышка