Из сказок, еще не рассказанных на ночь... - Мира Кузнецова

в прихожку, сунула ступни в угги, натянула куртку и вышла, не заморачиваясь закрыванием замков. Радовало, что под утро, когда садилась на диван, не поддалась соблазну переодеться в пижаму, рухнула на диван, как была в джинсах и фланелевой рубашке — вот и получилось всё быстренько.

— Давно Барсик пропал, дед? — я присела на скамейку рядом и достала иллюзорную пачку сигарет. Чиркнула спичка и я вдохнула призрачный дымок «Lucky Strike». Даже видимость дыма воняла изрядно. Но скривить носик и развеять морок нельзя. Почему-то «удачный выстрел» располагал к откровенности и вызывал больше доверия, чем тот же «Mallboro».

— Так с вечера ищу. Ночь не спал. Замёрзну — домой иду, вдруг под подъездом сидит и ждёт. Зайду, чаю попью и снова на поиски.

— Ясно. Подвал обыскал? Может собаки загнали и там сидит? Он же у тебя трусоват.

Я покрутила головой, ища вход в подвал, узрела и подтолкнула в ту сторону старика.

— Закрыто. Здоровенный замок висит.

— Так может просто висит? — улыбнулась я и подмигнула. По лестнице спустилась первая и загородила собой дверь. Протянула руку и мысленно проговорила «бомбарда максима», представляя Гермиону и предвкушая, что уже завтра утром, притащу себе в кровать вечный чайник, ведро конфет и начну пересматривать «Гарри Поттера». Я заслужила выходные. Мои подопечные, наконец, будут заняты собой и какое-то время будут счастливы…

— Ну, что там, Нель? Закрыто?

— Нет. — Улыбнулась я и поманила к себе дверь. Она распахнулась, выплюнув мне в ладонь гвозди, отпуская вместе с замком проушины и виновато скрипнула. — Верну. Потом. — буркнула я и крикнула старику. — Давно не открывали, примерз к дужкам двери просто. Спускайся. Открыто.

Вошла, вдыхая спёртый пыльный воздух. Щелкнула выключателем. Мимо. Последняя лампочка мигнула метрах в десяти и взорвалась. Щелкнула пальцами и фантомное электричество вспыхнуло, осветив подвал и изображая из себя лампочки.

— Деда, а может он просто загулял? Ну, улучшит породу местным кошкам и придёт?

— Кастрат-то? — хмыкнул дед Тарас, входя в дверь.

— Зачем же ты так с животинкой? Ну, размножился бы хоть разок. — Опешила я. — Ты бы себе котёночка потом из потомства взял. Барсику сколько уже?

— Много, Неля, много. Лет пятнадцать уже. Дочка принесла его годовалого и оставила. Наигрались в котиков с мужем — мне и сбагрила. Они и охолостили парня, чтобы был одомашнен и по кошкам не ходил.

— Надо же. Я и не знала, что у тебя дочь есть, Тарас Дмитрич. Ни разу не видала.

Дед остановился и прислонился в пыльной стене.

— А где ж её увидать? Я и сам с тех пор не видал. Мы с ней поговорили тогда и всё.

— Что всё? Умерла? — почему-то я предположила самое страшное и оглянулась.

— Тьфу на тебя, девка! Тьфу! Пусть живёт и здравствует в счастии и довольствии! Поговорили говорю и — всё! Не звонит. Не пишет. Не ездит. «Нет у меня отца» сказала. Дверью хлопнула и всё!

— О как. — Я остановилась и посмотрела в глаза старику, терпеть не могу задавать вопросы. Врут много. Себя оправдывают людишки. Историйки слезливые рассказывают… Где мне на них на всех сердца-то набраться? Одно оно. Моё. Тук-тук. Только для меня постукивает. Поэтому и заглянула — в длинном черном туннеле зрачка горела крохотная свечка воспоминания: молодой мужчина подбрасывал девчонку вверх, а она смеялась и кричала: «Ещё!» и снова взлетала вверх. Во взрослом голосе смеха не было. «Нет у меня отца». «Как же так, доча?…» — эхом билось о стенки туннеля, задувая проблески света. — Дела… Слушай, Дмитрич, давай ты — налево, а я — направо. Быстрее кота найдём.

— Давай, Нель, давай.

Я свернула за угол и прислонилась к стене. Это как же я просмотрела? Он же у меня под носом был всегда. Там такая бездна, а я «привет-пока-как дела» и мимо побежала. Дела. Улыбается — значит всё хорошо. Нормуль. У его подъезда вишня засохла в тот год. Хорошо помню, как я на их район пришла. И не растёт ничего с тех пор. Сажали и ни гу-гу. И я даже не удосужилась недельку на лавочке с бабками посидеть. Экология плохая. Не экология получается.

Дед шел и исправно твердил своё «Кис. Кис. Кис-кис… Барсик» и я вдруг услышала слабое «Мяу». С моей стороны подвала и я побежала на звук. Кот лежал, вытянувшись в струнку. Даже хвост растянулся неподвижной прямой линией. Я упала на колени и провела руками вдоль его тела. Старость.

— Что, Барсик, умирать ушёл? Пожалел старика?

— Ушёл. Приемника искать ушел. Лимит жизней исчерпан, ведьма-хранительница. — Вдруг услышала голос кота в голове. — Не дёргайся. Парализовало тушку, а так бы я тебе сейчас всё сказал.

— А раньше, что мешало, сторож? — Оторопела я — Ведь шнырял по двору туда-сюда и даже «здрасти» не мяукнул. От меня-то чего его душу сторожил? Прятал. Она же вся угольная у него. Его боль всего выжгла.

— Думал сам справлюсь. Я же ого-го-го! Гордыню свою тешил, что ему со мной хорошо. И мне с ним. И никто нам не нужен. Не рассчитал. Не сезон на котёночков, не в кого перейти, а тело… сама видишь. Думал, хоть молодого кого найду. Не успел. Поможешь?

Я села на пол, прислонилась спиной к стене, вытянула ноги, положила кота на колени и позвала любого ничьёныша.

— Покажи пока ждём…

— Всё не осилю.

— А ты не всё. Ты главное.

Я сидела и слушала, погружаясь в глубину практически полного одиночества, ненужности старой вещи, в которую превратилась отцовская любовь и он сам. И он, и его любовь просто стали не нужны. Как сношенные порты. Одну любовь заменили на другую. И теперь другие руки кружили смеющуюся девушку, потом молодую женщину. Старик так гордился ей. Она была похожа на мать, а он справился, вырастил её один. Стал ей и матерью, и отцом. Другом. Братом… И — никем.

Кот безжалостно отлистывал назад страницы жизни, не щадя никого. Пустая ссора. Нежелание причинить боль дочери. Обидеть. Проще замолчать свою обиду. Ожидание, когда соскучится, и сама поймёт, что натворила. Стыд от того, что о рождении внука узнал от чужих людей. Фальшивая улыбка и бравурное «Конечно знал. Я так рад». И слёзы радости за закрытой дверью. И желание поздравить. Подарок дочери. Внуку. Поход. Звонок. Надежда, что всего лишь не застал. И сидение на скамейке под окном. Ожидание. Час. Другой. Третий. Дрогнувшая занавеска и пять секунд глаза в глаза. Похлопывание ладонью по скамье и оставленный на ней подарок. Другие подарки. Много. Коробки, лежащие в бывшей комнате дочери. Каждый