Культиватор Сан Шен. Том 2 - Михаил Владимирович Баковец

Прошёл всего час, когда я услышал полушипение-полурычание, донёсшееся из норы. Вскоре на поверхности показался сам ящер. Было видно, что его что-то беспокоит. Он то припадал брюхом к земле, то поднимался на лапах максимально вверх. Потом принялся срыгивать какие-то кровавые ошмётки и слизь. Покрутившись по оврагам, он вернулся обратно в нору. Но уже через четверть часа вновь вылез.

«Хреново выглядишь, дорогуша, — мысленно обратился я к нему. — Видать, съел что-то не то».

Какая-то из пружин оказалась с браком и сработала раньше времени. Или кузнец вложил в металл слишком мало Ци и чары продержались меньше рассчитанного. Я даже видел её выступающий через брюхо край. Словно выпирающая линейка в тряпочном рюкзаке-мешке.

Час спустя к ней присоединилась ещё одна. А затем спустя минут пятнадцать и оставшиеся две. Ящеру стало так худо, что он не смог ходить. Лежал в луже крови и слюней, что текли у него из приоткрытой пасти. Иногда всхрапывал и тогда из пасти с ноздрями лезла розовая пена.

Что ж, уже сейчас, хоть зооргцик и жив пока что, можно подвести итоги охоты. Она удалась. Об этом жестоком способе добычи крупного и опасного зверя я узнал ещё дома после просмотра одного из каналов про окружающий мир. В той серии рассказывалось про жизнь чукчей или эскимосов. Их быт, рацион, как они спасаются от цинги и авитаминозов, как охотятся сейчас и как охотились их предки. Например, пару сотен лет назад эти северные охотники бесстрашно ходили на самого смертоносного хищника — белого медведя. Стрелами и копьями с костяными наконечника и думать было нельзя чтобы победить его. Добывали с помощью хитрости. Из китового уса вытачивались узкие и длинные пластинки с острыми концами. Потом их сворачивали кольцом внутри небольшой ёмкости и заливали жиром. Далее плошка выставлялась на мороз. Получившиеся комочки жира разбрасывались в местах обитания белых медведей. Вскоре после того, как приманка съедалась хищником, жир таял в желудке, и костяная пластина распрямлялась, пробивая внутренности. Раненый медведь умирал от внутреннего кровотечения. На каком-то этапе охоты охотник появлялся перед глазами зверя, уже ослабевшего и измученно ранами. Из-за последнего медведь пытался уйти от человека, а не напасть. Этим инстинктом эскимос умело пользовался, заставляя добычу идти туда, куда нужно. Опытный охотник мог буквально заставить медведя нарезать круги на некотором расстоянии вокруг стойбища, а потом подойти и добить обессиленное животное. Если составители программы и приврали в чём-то, то не слишком во многом. Мой пример показал, что такой способ вполне рабочий.

Я проторчал наверху оврага над норой всю ночь. Утром принялся швырять в неподвижную тушу камни. Убедившись, что ящер ни на что не реагирует, осторожно спустился вниз.

Зооргцик был мёртв. Судя по тому, что часть крови ещё не до конца свернулась, подох он буквально пару часов назад. Перед рассветом. Сильно повезло, что ящер не заполз в свою нору. А то я не знал бы как доставать его из неё. Пришлось бы самому лезть и там свежевать. Меня аж всего передёрнуло, когда это представил. Бр-р!

Глава 4

Повозиться с разделкой туши ящера ох как пришлось. Восемьдесят процентов проблем легло на долю шкуры. Подумав, решил её не оставлять, раз удалось прибить тварь без внешних повреждений. Ещё как минимум десять «забрало» изъятие мозга. Первым делом вырезал глаза. За ними пришла очередь языка. Следующими на очереди оказались органы слуха. И уже после этого занялся мозгом. Его пришлось аккуратно удалять через пасть. В процессе снятия шкуры вырезал и, хм, тестикулы. На них в городе хватает покупателей, хоть и стоят они всего по паре золотых. Все трофеи отправились в кольцо. Часть вещей я выбросил, чтобы освободить место. Всё-таки как мне повезло с этой вещью! Не представляю, что бы делал сейчас без пространственного амулета. Он на порядок облегчает мою жизнь.

Обратная дорога в Шанкар-Шив оказалась не без шероховатостей. На полпути я угодил в засаду. Буквально в чистом поле из земли выскочили пять человек, и набросились на меня. Двое разрядили в меня арбалеты, третий выстрелил гроздью каменной шрапнели, которая в нескольких метрах от меня разлетелась широким фронтом, не давая ни шанса увернуться. Если бы не духовный панцирь, то несколько серьёзных ран точно бы заработал. Но магическая защита оказалась на высоте. Без проблем отразила и стрелы, и камни.

— А-а-а! — заорал ближайший нападающий, пуча глаза и кривя рот в крике. В левой руке он держал длинный стальной прут с трехгранным острием и крюком. В правой сжимал широкий клинок, похожий на фальшион. Голову защищал простой шлем, тело кираса, а руки перчатки из кожи с большими крагами. Между нами оставалось не более трёх метров. Буквально секунда до смертельного удара… который нанести ему не дала струя сжатой воды. Хлыст с лёгкостью пробил металл кирасы с телом и вышел из спины в виде ярко-красного фонтанчика. Через пару ударов сердца под ногами следующего противника возникла Бездонная лужа. Он рухнул в неё крайне неудачно, при падении сильно ударившись грудью о край ямы и разбив лицо о гарду-чашку широкой и короткой сабли. С такими в земных фильмах показываются рукопашные схватки во время абордажей и рисуются пираты. В отличие от первого, на нём не имелось никакой защиты, кроме обычной одежды. Третьего, того, кто кидался камнями, достал всё тем же Хлыстом. Противник успел активировать свою магическую защиту в виде слоя каменной чешуи, но она его не спасла. Вряд ли мужчина успел достигнуть земного ранга. А на смертном моя усиленная техника пробила бы пару таких джентльменов удачи. После этого Брызгами я оглушил неудачника с разбитым лицом.

Меньше, чем за минуту трое напавших были выведены из строя. Арбалетчики при виде такой картины выпали в осадок. Один из этой парочки оказался самым сообразительным. Бросив взводить своё оружие, он кинул арбалет под ноги и задал стрекача. Чрез несколько мгновений к нему присоединился его напарник. Догонять их не стал, хотя мне это было плёвой задачей. Я ещё не привык лить кровь направо и налево.

Трофеев с убитых собрать не получилось. Сплошь мусор, о который только руки марать. Клинки старые, с зазубринами и кавернами от глубоко въевшейся в сталь ржавчины. Монет, даже медных ни у одного из них не было. Броня единственного латника — позор.